Голос Алиэн затрепетал, когда ее чистое сопрано без малейших
усилий взмыло в пронизывающей душу песне. Она пела «Мой красавец синеглазый»,
старинную балладу, которая – Элана знала это – имела особое значение для ее
камеристки и светловолосого пандионца. Королева припала к окну. Человек в
простой потрепанной одежде застыл на улице точно изваяние, окаменев при первом
же звуке песни Алиэн.
Последние сомнения испарились. Келтэн! Это Келтэн! Из глаз
его струились слезы, и на лице отразилось восторженное обожание.
А потом он вдруг сделал то, что заставило Элану пересмотреть
свое прежнее мнение о сообразительности Келтэна. Он уселся на замшелые камни
мостовой, снял башмак и принялся насвистывать мелодию песни Алиэн. Он понял! И
свистел, желая дать им знать, что понял! Даже Спархок не мог бы так быстро
сообразить что к чему и придумать такой великолепный способ дать понять, что
ему все ясно.
– Довольно, Алиэн! – свистящим шепотом бросила
Элана. – Он получил наше послание! Алиэн оборвала песню.
– Что это ты здесь расселся? – осведомился,
подходя к Келтэну, один из охранявших дверь арджунцев.
– Камешек попал в башмак, – пояснил Келтэн,
помахав только что снятым башмаком. – Здоровый такой, сущий булыжник.
– Ладно, а теперь убирайся.
Незнакомое лицо Келтэна приобрело свирепое и вызывающее
выражение. Он натянул башмак и поднялся.
– Приятель, – выразительно проговорил он, –
ты очень скоро сменишься с дежурства и, может, захочешь заглянуть в таверну
Сенги на пару кружек пива. Я там вроде как главный охранник, и если ты начнешь
грубить мне здесь, я ведь могу решить, что ты ведешь себя слишком шумно, чтобы
тебя обслужили там. Дошло?
– Но я должен никого не подпускать к этому дому, –
уже другим тоном пояснил стражник.
– Но вежливо, приятель, вежливо. В этом городе все
вооружены до зубов, так что лучше нам всем быть вежливыми друг с другом. –
Келтэн бросил осторожный взгляд на зарешеченное окно, за которым притаилась
Элана. – Я быстро научился вежливости, когда связался с Шеллагом – ты ведь
его знаешь, верно? Одноглазый громила с локабером.
Стражник содрогнулся.
– А он и вправду так страшен, как выглядит?
– Хуже. Он снесет тебе голову начисто, если ты только
нечаянно чихнешь на него. – Келтэн расправил плечи. – Что ж, пора
мне, пожалуй, возвращаться в таверну. Как поговаривает мой дружок Эзек:
«Шляючись без дела по улицам, не жди, что деньжата обломятся». Заходи в
таверну, когда сменишься, приятель. Я угощу тебя кружкой пива. – И он
зашагал прочь по улице, продолжая насвистывать «Мой красавец синеглазый».
– Цени его, Алиэн, он настоящее сокровище, –
прошептала Элана, сердце которой все еще парило от радости, – и не
позволяй его внешности обмануть тебя. За две минуты он сообщил мне больше, чем
Спархок успел бы за час.
– Госпожа?.. – озадаченно переспросила девушка.
– Он знает, что мы здесь. Он начал насвистывать, когда
ты запела. Кроме того, он сказал мне, что с ним сэр Бевьер и Кааладор.
– Как же он это сделал?
– Он говорил со стражником. Бевьер, наверное,
единственный человек в Дарезии, который носит локабер, а второй его приятель
говорит на том же простонародном говоре, что и Кааладор. Они знают, что мы здесь,
Алиэн, а если знают они, то знает и Спархок. Мы можем хоть сейчас собирать
вещи. Скоро мы уедем отсюда и вернемся в Материон!
Она счастливо рассмеялась и заключила камеристку в объятия.
***
Возвращаясь к таверне Сенги по заросшим мхом улицам, Келтэн
изо всех сил старался сохранять бесстрастное выражение лица, но возбуждение
бурлило и клокотало в нем, и очень трудно было удержаться, чтобы не
расхохотаться во все горло.
Армия Скарпы, прибыв в Натайос, кое-как расчистила северную
часть города и восстановила дома, чтобы в них можно было жить; однако большая
часть Натайоса по-прежнему представляла собой перевитые лианами развалины. В
распоряжении Сенги было несколько мест, где он мог устроить таверну, и в конце
концов он мудро решил вести свои дела поглубже, в старой части города, чтобы
избавиться от назойливости сержантов или молодых эленийских офицеров, которые
еще не растеряли убеждений, но и не приобрели житейского здравого смысла. Он
выбрал приземистое низкое здание с крепкими стенами, но без крыши – впрочем,
этот недостаток легко устранялся холщовым навесом. Сенга подумывал о том, чтобы
нанять свободных от службы солдат расчистить улицу, которая вела к его таверне
от главного лагеря Скарпы, однако Кааладор убедил его поберечь денежки. «На кой
это надобно, Сенга? – сказал каммориец запыхавшемуся от дел торговцу,
переходя на привычный говор. – Коли солдатикам невтерпеж налакаться, они
дорожку к тебе языками вылижут и денег не запросят». Так таверна втиснулась
среди развалин Натайоса, почти неотличимая от соседних домов, если не считать
холщовой крыши и грубо намалеванной вывески «У Сенги» над входной дверью.
Келтэн вошел в таверну через черный ход и остановился, чтобы
дать глазам привыкнуть к тусклому полумраку. Хотя была еще середина дня, в
таверне было многолюдно, и шесть разбойников из шайки Нарстила, обряженные в
фартуки, так и метались вдоль грубо сколоченной дощатой стойки, еле успевая
разливать пенистое пиво и получать плату.
Келтэн проталкивался через шумную толпу, ища взглядом
Бевьера и Кааладора. Они сидели за столом неподалеку от входной двери.
Обнаженный локабер Бевьера и увесистая дубинка Кааладора лежали на столе, на
виду у всех, молчаливо напоминая клиентам, что веселиться, конечно, им
дозволено, однако в разумных пределах.
Келтэн осторожно опустился на скамью, стараясь не выпустить
на волю клокотавший в нем восторг. Он подался вперед, давая знак друзьям
придвинуться ближе.
– Они здесь, – прошептал он.
Кааладор оглядел таверну.
– Эт-точно, – промурлыкал он, – коли не все,
так те, кто не на дежурстве, – всенепременно.
– Я говорю не об этой толпе, Эзек. Речь о доме с
зарешеченными окнами. Те, кого мы искали, определенно находятся там.
– Откуда ты знаешь? – напряженным шепотом спросил
Бевьер. – Ты их видел?
– Мне и не пришлось. Один из них – мой близкий друг, и
этот друг узнал меня – даже вот с этим лицом. Не спрашивайте как – я все равно
не знаю.
– Ты уверен? – настаивал Бевьер.
