— Гаврило и Неджелко идеалисты, папа Они образованные люди. — Затем она вспомнила, что Неджелко не был студентом, а работал в типографии. — По крайней мере Гаврило и Трифко студенты и…
— Трифко?
У Натальи внутри все сжалось. Неужели она сказала больше, чем следует? Поможет ли разговор с отцом ее друзьям или им будет от этого еще хуже? Но после кровавого преступления, которое они совершили, надо ли им помогать? Она не знала. У нее ужасно разболелась голова, и она чувствовала себя совсем разбитой.
— Гаврило и Трифко дружат с самого детства. Они одного возраста и…
— И оба боснийцы? Граждане Австро-Венгрии?
Наталья вспомнила, как ее друзья всегда говорили о себе, и сказала с прежней пылкостью:
— Формально они граждане Австро-Венгрии, но они славяне и преданы делу объединения всех южных славян в единое государство.
Зная теперь, откуда у Натальи такая страсть к объединению славян, Алексий мрачно спросил:
— Вы встречались только в Консерватории или, может быть, где-то еще?
— В «Золотом осетре», — неохотно призналась Наталья. — Это кофейня в старой части города. — Она наклонилась вперед. — Они никогда не говорили ни о каком убийстве, папа! Я уверена, Гаврило не знал, что его пистолет заряжен. Он по натуре очень мягкий. Спокойный, с приятными манерами и, несмотря на то что у него самого мало денег, он всегда давал друзьям взаймы…
— Не смей его хвалить! — Лицо Алексия от ярости до неузнаваемости исказилось. — Он убийца, чьи действия, вполне вероятно, поставили нашу страну на грань войны!
Наталья съежилась, напуганная гневом отца.
— Я не знала, что он замышлял. Я даже не знала, что он в Боснии…
Последовала длительная, гнетущая пауза, затем Алексий спросил голосом, пугающим своей отрешенностью:
— Ты знала, что он уехал из Сербии в Боснию? Ты знала о его планах?
Наталья так крепко сжала руки, что ногти впились в кожу.
— Он сказал, что это связано с какой-то подготовкой…
Жена еще никогда не слышала, чтобы Алексий говорил подобным тоном.
Наконец он снова взял себя в руки.
— Слава Богу, — сказал он. — Слава Богу, что ты не знала о его пребывании в Сараево.
Наталья вспомнила Восточный базар, австрийского офицера, пробирающегося к ней сквозь толпу, выражение облегчения, а затем досады в его глазах; вспомнила, как Гаврило держал ее за руку и взволнованно говорил с ней.
— Я виделась с ним, папа, — произнесла она побелевшими губами. — Я случайно встретила его на Восточном базаре. Один из офицеров эрцгерцога пошел меня искать, чтобы помочь выбраться из толпы, и увидел, как я разговаривала с Гаврило.
Алексий утратил дар речи. Положение гораздо хуже, чем он предполагал. Как только офицер узнает Принципа и вспомнит, что тот разговаривал на базаре с Натальей, австрийское правительство выдаст ордер на ее арест. Он понял, чем это грозит не только Наталье, но и Сербии, и ему стало плохо.
По материнской линии Наталья из семьи Карагеоргиевичей. Австрийцы могут сделать вывод, что заговор с целью убийства наследника габсбургского трона был задуман в Сербии, причем в самых высших кругах. У них появится предлог для нападения на Сербию, а Сербия, которую вся Европа будет рассматривать как злостного нарушителя мира, лишится поддержки. Даже Россия не станет ей помогать, поверив, что правящий дом потворствовал убийству эрцгерцога и герцогини.
Алексий, подняв шторку на окне, смотрел на горы и долины, на деревушку с церковными куполами, на отдаленные фигурки людей, работающих в поле, и на ярко одетых женщин, стирающих белье на берегу реки. Это была сцена мирной крестьянской жизни, такую можно увидеть в любом уголке Сербии, но через несколько дней опустошительная война может положить конец этому безмятежному существованию. И все из-за того, что его простодушная, взбалмошная дочь свела знакомство с двумя фанатиками-националистами и виделась с одним из них в канун преступления.
— Что же нам делать? — спросила Зита, полностью полагаясь на мужа, уверенная, что тот не допустит ареста Натальи.
Алексий оторвал свой взгляд от окна. Он размышлял и отбрасывал один вариант за другим, придя наконец к единственному решению. Ему не хотелось его высказывать, но в конце концов он с большой неохотой заговорил:
— Наталья должна покинуть Сербию, пока Принцип не рассказал на допросе о своем знакомстве с ней. А ты, Зита, будешь ее сопровождать…
— Покинуть Сербию? — Наталья была потрясена, она не могла поверить в то, что сказал отец.
— ..и вы немедленно отправитесь в Швейцарию, — продолжил Алексий, не обращая внимания на взволнованную дочь. — Вы сядете на ночной поезд до Будапешта, затем на Восточный экспресс до Мюнхена, а потом…
— Покинуть Сербию? — Наталья смотрела на отца так, словно тот потерял рассудок. — Я не могу уехать из Сербии, папа! Я никогда ее не покину!
До сих пор Алексий говорил, обращаясь непосредственно к жене. Теперь же он все внимание сосредоточил на Наталье.
— У тебя нет выбора, — мрачно сказал он. — Тебя видел с Принципом австрийский офицер. Австрийцы сделают вывод, что ты знала, зачем Принцип прибыл в Сараево, и выдвинут против тебя обвинение в сообщничестве, а по боснийским законам сообщник считается виновным в совершении преступления.
— Ты хочешь сказать, что Наталью могут обвинить в убийстве эрцгерцога и герцогини? — спросила Катерина с явным сомнением. — Но это невозможно, папа! Этого не может быть!
— Очень даже может, — сказал Алексий. Сейчас он выглядел лет на десять старше, чем утром этого злополучного дня.
— Дядя Петр не допустит этого! — Глаза Натальи чернели точками на белом как мел лице. — Он никогда не согласится на то, чтобы я предстала перед австрийским судом!
Пейзаж за окном вагона изменился. Теперь уже не было видно лесистых холмов и бурных горных речек. Вместо них появились крытые оранжевой черепицей дома с террасами и грязные улицы.
— Петр вполне может это сделать, — сказала Зита с черными кругами под глазами. — Если австрийцы сочтут, что заговор с целью убийства эрцгерцога замышлялся в Сербии, они могут объявить нам войну. Ради ее предотвращения Петр сделает все от него зависящее, чтобы убедить австрийцев, что ни он, ни его правительство ничего не знали о заговоре, и для пущей убедительности позволит арестовать подозреваемых.
— Даже если среди подозреваемых член его семьи? — спросила Катерина, едва веря своим ушам.
— Особенно если это член его семьи, — сказал Алексий. — Для него защита кого-то из Карагеоргиевичей будет равносильна признанию, что убийство готовилось при поддержке королевского дома. В этом случае война неизбежна. Петр никогда на это не пойдет. Даже ради Натальи.
— На какое время я должна буду уехать? — спросила Наталья, с трудом выговаривая слова.
