В Белграде напряженно ждали реакции Австрии на ответ сербского правительства на ультиматум. Не в силах в бездействии дожидаться новостей дома, Зита отправилась вместе с Катериной в Конак. Многие члены их большого семейства уже находились там.
Появился Сандро и сообщил родственникам, что Австро-Венгрия объявила войну Сербии.
— Этого следовало ожидать, — мрачно заметил он. — Но мы не одиноки, и австрияки получат достойный отпор. На помощь нам придет Россия. Царь уже объявил мобилизацию. Мы не допустим разорения страны вражескими войсками и ее насильного присоединения к империи Габсбургов, как это было с Боснией и Герцеговиной. Все годные к строевой службе в королевстве будут призваны в армию и, надеюсь, откликнутся на призыв защитить Отечество. Мой прадед освободил Сербию от турецкого ига, и его дух не умер в наших сердцах. Австро-Венгрия будет горько сожалеть о принятом сегодня решении. Результатом будет не победа; а крушение империи Габсбургов.
Сейчас Сандро выглядел гораздо старше, чем два месяца назад, когда в этой комнате объявили о его неофициальной помолвке с княгиней Ольгой. От его привлекательного мальчишества не осталось и следа. Молодой человек, поддразнивавший Наталью и игравший с собакой, предстал серьезным главнокомандующим.
— Мне кажется, нам следует вернуться домой, — тихо сказала Зита. — Начальство госпиталя должно нам сообщить, когда мы понадобимся.
* * *
В тот же вечер во дворе послышался рев автомобильного мотора.
Зита поспешно отложила свое вышивание и вышла в вестибюль, за ней последовала Катерина.
Оказывается, приехал Макс. Он был в военном мундире и выглядел весьма внушительно.
— В чем дело. Макс? — встревоженно спросила Зита. — У тебя послание от Сандро? От Алексия?
Он покачал головой, глядя мимо нее на Катерину.
— Нет. Просто я заехал попрощаться.
— Тогда, может быть, выпьешь чаю или сливовицы? — предложила Зита, стараясь не выказывать своего удивления.
— Нет, — сказал он, в упор глядя на девушку. — У меня нет времени.
В сердце Зиты закралось тревожное подозрение, и она быстро взглянула на дочь. Та продолжала смотреть на Макса, недоумевая так же, как и мать.
— Может быть, пройдем в гостиную и на несколько минут присядем? — сказала Зита, удивляясь тому, что молодой Карагеоргиевич может так неучтиво себя вести.
— Нет. Я должен ехать.
Входная дверь позади него была все еще открыта, и Катерина слышала, что мотор его служебного автомобиля продолжает работать. Она подумала о том, куда он едет. Удивительнее всего было то, что Макс не поленился заехать к ним только для того, чтобы попрощаться, но при этом вел себя крайне неприлично.
— Ты едешь в Шабац? — спросила она, в то время как он продолжал стоять в центре вестибюля и мял в своих больших, сильных руках офицерскую фуражку.
— Нет, в Цер. — Он выглядел так, словно никак не мог прийти к какому-то решению. Наконец Макс отрывисто произнес:
— Берегите себя обе. Если бы вы были моей матерью и сестрой, я бы отправил вас в Ниш, хотите вы того или нет. — И прежде чем женщины успели что-то ответить, повернулся и стремительно вышел.
— Какой странный молодой человек, — сказала мать, слегка нахмурившись, когда они вернулись в гостиную. — Порой мне с трудом верится, что он Карагеоргиевич. Как ты считаешь, его неловкость — следствие застенчивости?
Несмотря на подавленное состояние, Катерина рассмеялась:
— Макс никогда не был застенчивым. Впрочем, его поведение мне тоже кажется очень странным.
Раздался отдаленный грохот, и ее веселость исчезла. Затем грохот повторился, на этот раз ближе.
— Началось, — сказала Зита с тяжелым вздохом. — Это орудийный огонь. Австрийцы пытаются форсировать Саву.
Глава 10
Наталья недоверчиво посмотрела на Джулиана.
— Завтра?
Он мрачно кивнул и обнял ее за плечи. Все приготовления были закончены несколько дней назад, но Джулиан не решался ей сказать. До последней минуты он молил Бога, чтобы Германия и Австро-Венгрия не переступили роковой черты. Возможность для этого еще оставалась. Министр иностранных дел Эдвард Грей, выступая с посреднической миссией, предложил созвать международный европейский суд и таким образом урегулировать проблему. Берлин отклонил это предложение, сказав, что Австрия права и никакого суда не требуется. Началась мобилизация войск, так как каждая страна полагала, что к моменту объявления войны их армии должны быть в полной боевой готовности. Теперь уже никто не сомневался в неизбежности начала военных действий.
— Это невозможно! — вскричала Наталья, когда они пробирались сквозь бушующую толпу, охваченную патриотическими чувствами. — Ведь я останусь одна!
— Не волнуйся, милая! — крикнула женщина, в тесноте прижатая к ним. — Тебе недолго придется быть одной! К Рождеству все кончится!
— В самом деле? — Наталья не отрывала глаз от лица Джулиана. Он один среди возбужденных людей не испытывал патриотического подъема. Он был дипломатом и гораздо лучше знал реальное положение дел, чем эти поющие и орущие ура-патриоты, разгулявшиеся в праздничный день.
— Так говорят, — сказал Джулиан, стараясь ее успокоить, хотя очень сомневался в скором окончании войны. — Давай выбираться отсюда. У нас с тобой осталось слишком мало времени, и я не хочу терять его в этой суматохе.
Выбраться с Уайтхолла было так же трудно, как и попасть туда. Наталья уцепилась за Джулиана, в то время как тот прокладывал путь через толпу к тому месту, где их ждал «мерседес» с шофером. Всю последнюю неделю она напряженно следила за развитием событий в Европе. Если бы Англия пришла на помощь Сербии, объявив войну Австро-Венгрии, Наталья сейчас тоже громко кричала бы по-сербски «живио!», то есть «ура!», но, насколько она поняла, этого не произошло. Англия находилась в состоянии войны с Германией — союзницей Австро-Венгрии — только потому, что немцы двинули свои войска через нейтральную Бельгию.
— Дело не в одной лишь Бельгии, — терпеливо разъяснял ей Джулиан. — Это означает, что Британия выступает в качестве союзницы Сербии, так же как Франция и Россия. Скоро мы расквасим нос кайзеру, и Габсбургская империя развалится на части.
Наталья ухватилась за эту мысль сейчас, когда Джулиан протискивался к машине. Если ее муж собирается на войну, чтобы приблизить день освобождения южных славян, она обязана справиться с ужасом одиночества здесь, в Лондоне. Пусть это будет с ее стороны жертвой ради будущей Югославии.
«Мерседес» ждал их; шофер сидел с открытым окошком, сдвинув фуражку на затылок, и выкрикивал вместе с окружающими: «Долой Германию! Долой Германию!»
Увидев Джулиана, он сразу замолчал, поправил фуражку и вылез, чтобы открыть им заднюю дверцу; его лицо было красным и возбужденным.
