Хотя танцы продолжались до зари и все приглашенные были довольны, вечеринка не очень-то радовала Джулиана. Все казалось странным и чрезмерным, и трудно было поверить, находясь в комнатах, благоухающих орхидеями и розами, что в это время на другом берегу Ла-Манша в невообразимых условиях тысячами гибнут люди.
Наталья почувствовала его внутреннее неприятие празднества, которое устроила Диана, и полностью была с ним согласна. Ей тоже трудно было веселиться при мысли о страданиях, которые испытывала отступающая сербская армия.
— Можешь ли ты узнать, находится ли мой дядя все еще в войсках? И не Сандро ли ведет армию через горы в Албанию? — спрашивала она, когда они лежали, обнявшись, в постели, усталые и пресытившиеся любовными ласками.
Ему удалось узнать очень мало.
— С высшим сербским командованием нет связи уже несколько месяцев, — сказал Джулиан, вернувшись с Уайтхолла. — Ходят слухи, что король Петр и князь Александр находятся в войсках и пробиваются с ними через Альпы в Албанию.
Но нет никаких сообщений и даже слухов о том, что творится в Белграде и Нише.
Отсутствие информации, даже несмотря на дипломатические связи Джулиана, очень огорчало Наталью, но это еще было не все. Безответственная болтовня Дианы вынудила ее рассказать мужу о Ники.
— Хорватский националист? — спросил он, ошарашенный. — И это после всего того, что случилось? После дружбы с Принципом ты снова делаешь глупость, связавшись с хорватским националистом! Неужели ты не можешь понять, что интересуешь этих людей только потому, что они хотят использовать твои родственные связи?
— Ты ошибаешься, — упрямо сказала Наталья, огорченная тем, что им приходится спорить. — Для Ники и его друзей главное то, что я южная славянка, как и они.
— Быть просто славянкой еще ничего не значит! — выпалил Джулиан, запустив пальцы в свою шевелюру. — Не будь ты из семьи Карагеоргиевичей, члены Югославянского комитета не стали бы тратить на тебя ни дня!
— Ты не понимаешь, — напряженно сказала Наталья, очень сожалея, что Диана узнала о Ники и теперь о ее знакомстве с ним стало известно Джулиану. — В Югославянский комитет входят весьма достойные люди! Даже редактор «Тайме» одобряет их цели! К этой организации присоединился бы и мой папа…
— Твой отец был бы против твоих связей с националистами любой масти, — мрачно возразил Джулиан. — Неужели ты забыла, что произошло совсем недавно? Ты едва не предстала перед австрийским судом за соучастие в убийстве эрцгерцога Франца-Фердинанда!
— Ты ошибаешься, — повторила она. — Не было ордера на мой арест. Австрийцы не потребовали моей выдачи.
Джулиан резко отвернулся, засунув сжатые в кулаки руки глубоко в карманы брюк. Когда Алексий написал ему о том, что австрийцы потребовали выдачи Натальи, он решил не рассказывать ей об этом, чтобы не волновать. Сейчас он испытывал огромное искушение рассказать, как близка она была к тому, чтобы предстать перед судом вместе с Гаврило Принципом и его дружками.
Наталья подошла к нему сзади и примирительно провела руками по его предплечьям.
— Давай не будем ссориться, — сказала она грудным голосом. — Осталось всего четыре дня до твоего возвращения на фронт. Не будем их портить.
Его гнев мгновенно испарился.
Последние дни отпуска Джулиана пролетели с невероятной быстротой. Только что они сидели на ковре перед пылающим камином, весело играя со Стефаном и Беллой, и вот уже служанка укладывает ранец Джулиана, а он снова надевает свое ужасное хаки.
Наталья сидела на кровати, наблюдая за ним. Ею овладело беспокойство.
— Ты так ничего и не рассказал, — тихо произнесла она.
Он повернулся к ней от зеркала на туалетном столике.
— О чем?
— О войне. О Фландрии.
Джулиан снова медленно повернулся к зеркалу, приводя в порядок свой воротничок.
— О чем тут говорить? — сказал он наконец. — Это не поддается описанию. Никакие слова не могут передать того, что там происходит.
Наталья молчала, а он, застегнув воротничок, подошел к ней, сел рядом и взял за руку.
— Хуже всего день за днем сидеть в окопах среди крыс, гнили и вони, в постоянной грязи и терять людей.
— Когда началась война, говорили, что она закончится к Рождеству, — сказала Наталья, прислонившись к его надежному широкому плечу. — Вот уже второе Рождество, а война все продолжается. Когда же наступит конец? Не может же она длиться вечно?
Наталья повторила слова его матери: «Как долго продлится война? Когда наступит конец?» На эти вопросы хотели бы получить ответ мужчины, женщины и дети во многих странах, но его не было. Война превратилась в смертоносную мельницу, перемалывающую людей. Ее начало уже терялось в далеком прошлом, а конца не предвиделось.
— Не знаю, — с горечью сказал Джулиан. — Одному Богу это известно.
Наталья сжала его руку.
— Сколько еще у нас времени?
— Меня уже ждет автомобиль. Пять минут. Самое большое — десять.
— Люби меня, — сказала она страстно. — Еще раз до отъезда!
У него не было времени раздеваться. Он занялся с ней любовью, как с французской проституткой; его мундир царапал ей кожу, а пуговицы френча оставляли отметины на теле.
Это было дикое, первобытное совокупление, в котором отсутствовала нежность, а преобладало только влечение.
— О Боже, как я люблю тебя! — задыхаясь, воскликнул он, достигнув пика наслаждения. — Только тебя! Навсегда!
Наталья страстно его поощряла хриплым голосом, и когда он издал свой торжествующий возглас, она тоже не смогла сдержаться, и казалось, их крики исходили из самого сердца.
Когда Джулиан ушел, она долго сидела у окна, уставившись невидящими глазами на парк и размышляя о том, когда они встретятся вновь; скоро ли кончится война и они смогут вместе поехать в Белград, взяв с собой Стефана.
Глава 15
Когда Катерина вышла из собора под руку с мужем, она не представляла, куда они теперь поедут — ситуация была такова, что о медовом месяце не было и речи. Австро-венгерская армия пока не предпринимала активных действий, но не было сомнений, что она перейдет в атаку при первой же возможности. Ее интересовало, останется ли майор в Белграде и где они будут жить в этом случае.
— Ты слышишь стрельбу? — спросил он, слегка нахмурившись, в то время как жители Белграда выкрикивали поздравления в их адрес. — Очевидно, наша армия добивает остатки вражеских войск.
При виде новобрачных сослуживцы Зларина начали салютовать, стреляя в воздух, и Катерина не могла слышать даже собственного голоса.
В Конаке был наспех организован свадебный стол, и поскольку австрийцы разграбили дворец, Катерина не была уверена, найдутся ли стол и стулья даже для немногочисленных гостей.
