— Я чищу картошку. Завари сама, — ответил Кимао и еще раз пригубил виски.
— А я нарезаю овощи! — словно, обиженный ребенок произнесла она.
— Я заварю тебе твой любимый чай, — махнула рукой Данфейт и, вытерев руки, начала по очереди открывать шкафчики.
— Ты не знаешь, какой чай я люблю!
— От черного на коже остаются пигментные пятна, значит, зеленый, — хмыкнула Данфейт, обнаружив жестяные коробочки с разными сортами чая.
— Риатовый крусполистовой! — отчеканила Айрин.
— Как ни назови, — одно и то же го… — Данфейт осеклась, исправляясь, — …рячее.
Кимао и Орайя, не сговариваясь, захохотали.
Айрин бросила нож на разделочную доску и, выхватив из рук Данфейт коробочку с надписью "Айрин", начала заваривать чай сама.
— Очень смешно, — пробурчала она и посмотрела на Данфейт. — Хватит пить, иди лучше овощи резать.
— Я их мою, если ты не заметила, — улыбаясь, ответила Данфейт и вернулась к раковине.
— Я порежу, — вызвался Бронан, снимая с себя пиджак и вешая его на спинку стула.
Шейный платок отправился следом. Бронан закатал рукава и вернулся к своему месту за столешницей возле Эрики.
Тианка посмотрела на его темные руки и сглотнула подступивший к горлу ком. Покрутив в руках один из ножей, Бронан улыбнулся:
— Дорогая сталь. Где покупал?
— На заказ сделаны.
— Я хочу такие же, — ответил Бронан и, взяв в руки помидор, в одно мгновение раскромсал его на мелкие кусочки, скинув все в вовремя поданную Эрикой миску.
Тианка хмыкнула и, перехватив у него из руки нож, принялась за второй помидор, раскроив его в одно мгновение.
— Дайте мне! — попросила Данфейт и отодвинула подругу в сторону, прямо на Бронана.
Зрячий сторониться не стал и обнял ее, притягивая за талию к себе. Эрика замерла и напряглась. Бледные пятна медленно покрыли ее лицо и Бронан, увидев это, просто отпустил ее.
Тем временем, не совсем трезвая Данфейт готовилась исполнить трюк, которому ее обучил Учитель.
— Разойдитесь! — скомандовала она, глядя на Эрику, топчущуюся рядом.
Девушка растерялась, но Бронан, снова схватив ее, прижал матриати к себе, отодвигаясь подальше от Данфейт. Кимао напрягся, понимая, что Данфейт намерена сделать, но не стал останавливать ее.
Помидор подлетел в воздух. Взмах рукой, странный свистящий звук и красные крупные куски упали в миску.
— О-па! — воскликнула Дани и чуть было не запрыгала на месте, как ребенок.
Террей громко похлопал, все остальные засмеялись.
Айрин оценивающе посмотрела на сестру и утвердительно покачала головой.
— Мими была бы довольна.
— Мими была бы в шоке! — хмыкнула Дани, и принялась разделываться со вторым помидором.
— Кто такая Мими? — спросил Террей, передавая Йори бутылку с виски.
— Няня наша. Данфейт ей все нервы измотала.
— А, малышка Данфейт была той еще негодницей, — подал голос Йори, приближаясь к сайкаирянке и шлепая ее по упругому заду.
— "Негодницей"? — хохотнула Айрин. — Скорее, ночным кошмаром. Однажды, она подожгла шторы на кухне, пряча бокал с "Сизым Амиром" от отца.
— Я не виновата, что огонь перекинулся на шторы.
— Естественно…
— Я поджег шатер Лиам, когда пытался приготовить лепешки на углях в жаровне, — улыбнулся Кимао. — Хотел раздуть пламя и сжег ей ковер.
— Кто ж дует на угли в жаровне? — засмеялась Данфейт. — Дым потом невозможно выветрить!
— Я еще умудрился потушить все это водой… Умывальня "отдыхала" по сравнению с моей парилкой.
Данфейт захохотала в голос.
— Роби не обиделся на тебя за отобранную пальму первенства топить "умывальню"?
— На меня обиделась Лиам, в шатре которой все это произошло.
— Но лепешки — то, получились? Я имею в виду из тебя и всех, кто помогал тебе тушить пожар?
— Скалкой по спине меня огрели раз десять.
— Лиам никогда не била меня скалкой. Даже когда моими лепешками можно было заколачивать гвозди.
— Она — мастер пекарского дела.
— Да, лепешки Лиам трудно забыть.
— Так же, как и ее рассказы про топчаны.
Данфейт снова расхохоталась, припоминая нравоучения Лиам, которые та устраивала чуть ли не ежедневно.
— Мы Вам не мешаем? — наконец, спросил Йори, вскрывая новую бутылку виски.
— О, знал бы ты те истории! — воскликнула Данфейт. — Сексология чистой воды!
— Ну-ка, просвяти! — попросила Эрика, по-прежнему ютясь в объятиях Бронана.
— Мне нужно еще выпить, чтобы начать рассказывать подобное!
— Не вопрос! — подмигнул ей Террей, передавая подруге бутылку.
— Особенная поза — мужчина на коленях, — ответил за Данфейт Кимао.
— И чего здесь особенного? — хмыкнул Йори. — Женщина на коленях, мужчина на коленях! Удивил!
— Дело нужно делать языком, — ответил Кимао, как ни в чем не бывало.
Данфейт поперхнулась виски и закашлялась, размахивая руками.
— Судя по твоей реакции, дорогая, кунилингусом тебя еще не одаривали, — зашелся смехом Йори.
— Ну и зараза же ты! — прокаркала Дани, пригибаясь к столу.
— А ты, Кимао, как относишься к оральному сексу? — подала голос Эрика, продолжая стоять возле Бронана.
Кимао повернулся к тианке и внимательно посмотрел на нее.
— Пытаешься вывести меня на откровенный разговор? — спросил он.
— А почему бы и нет? Женщина стоит на коленях перед тобой… И ты смотришь сверху на нее…
— Прекрати! — зашипел Бронан, сильнее прижимая Эрику к себе.
— Для мийян поза "мужчина на коленях" — нечто вроде проявления вечной привязанности. Обычно, ее исполняют в первую брачную ночь.
— Да, брось! Уверена, что молодежь не столь рьяно чтит все эти традиции.
— На традициях построен их мир. Секс, танцы, разжигание костров — на каждый случай есть свои правила и обряды. Не соблюдать их — значит, не уважать тех, от кого зависит твое благополучие.
— Ты так хорошо знаешь их обычаи?
— Только часть из них, и, насколько могу судить, меньшую. Если мийяне вымрут, традиции эти погибнут вместе с ними.
— Скорее, уйдут, а не "вымрут", — уточнил Орайя.
— Они не уйдут. Это место — их дом, а дом для мийян — святыня.
Данфейт посмотрела на Кимао и поняла, что тонет. Он говорил ее словами, так же уверенно и прямо, как хотелось сказать ей. Он верил в эти слова, и гордость за мийянкий народ сквозила в его репликах. Чужак для них, он не просто вник в суть этих обычаев, он уважал их, возможно даже, соблюдал. Кимао почувствовал на себе этот взгляд, такой пристальный, будто проникающий в него самого и поджигающий нечто внутри, как поток воздуха, устремляющийся на тлеющие угли в жаровне, грозящий раскалить их до предела, чтобы расплавить сам металл.
