– Я не впервые замечаю за вами эту черточку – стремитесь
себя словно бы принизить. Это защитная реакция против новых, непривычных
условий?
– Не знаю, – сказал Мазур.
Олеся придвинулась к нему вплотную и заглянула в глаза с
непонятным выражением лица:
– А может, это просто такой способ держаться настоящим мачо?
Посредством мнимого самоуничижения? Вы же прекрасно понимаете, что вовсе не у м
е н я на службе, мы с вами оба на службе – и, могу вас заверить, к тому, что
отвечает понятию «слуга», ни вы, ни я не подходим, мы с вами –
высокооплачиваемые специалисты. А что до дам... – она с легкой
брезгливостью на лице прислушалась к пьяному гомону и женским визгам, долетавшим
из зала. – Как человек, знакомый с проблемой изнутри, могу вас заверить:
подавляющее большинство здешних д а м о ч е к – откровенная дешевка, не имеющая
ничего общего со старой, классической аристократией. Черт его знает, сколько
времени пройдет, пока из этого сословия выкристаллизуется нечто, заслуживающее
названия аристократии, элиты. Пока что это – дорвавшиеся до чана с икрой люди с
голодной юностью...
– У них есть деньги.
– Это, пожалуй, единственное, что меня в них
привлекает, – сказала Олеся, морщась, – да еще то, что при
определенной хватке можно часть этих денег направить в свой карман... Я не
слишком цинична для русалки?
– В самую пропорцию, – сказал Мазур со светской
улыбкой. – Я ведь тоже не ради идеалов здесь оказался...
– Пойдемте? Нам пора.
Направляясь следом за ней, Мазур чуточку злорадно думал, что
в его словах, если хорошо знать суть вопроса, и не было особенных комплиментов.
Ибо русалка, как учит нас многовековой опыт мореплавания – существо не только
очаровательное, но еще и злонамеренное, далеко не всегда завораживающее моряков
пленительной песней ради любовных утех. По достоверным свидетельствам, тут
порой встречается и чисто гастрономический интерес. Всякое бывало...
Веселье в зале уже достигло накала и непринужденности
деревенской свадьбы. Глянув мимоходом на эстраду, Мазур форменным образом
обалдел.
Вместо полуголых «Свиристелок», хохотавших и повизгивавших
за ближайшими к эстраде столиками, – там в ы л а м ы в а л с я экспонат
мужского пола, наряженный в добротном русском стиле, то ли исконно посконном,
то ли лубочном: синяя косоворотка, расшитая золотом, подпоясанная крученым
шнурком, мешковатые полосатые штаны, заправленные в ослепительно надраенные,
собранные классической «гармошкой» сапоги, балалайка в руках, картуз с лаковым
козырьком на буйной головушке...
* * *
Вот только этот гарный парубок был на физиономию немногим
светлее, чем его начищенные до сияния сапоги. Поскольку оказался классическим
негром, или, как положено у аборигенов выражаться, афроамериканцем. Этот
негритянский афроамериканец старательно вихлялся на сцене, делая вид, что
мастерски тренькает на балалайке, и с большим воодушевлением голосил:
Виходьиля на бьерег Катьюшя,
На вьисокий берег, на крутой...
Мало того, в этом курском соловушке Мазур с несказанным
удивлением опознал совершеннейшего двойника чернокожего голливудского комика из
разряда полноправных звезд.
– Это не двойник, – улыбаясь, поведала Олеся, должно
быть прочитав на его лице все нехитрые мысли, – это он сам и есть.
– Серьезно?
– Абсолютно. Он самый.
– А как…
– Да примитивно, – сказала Олеся. – Один человек
захотел, чтобы у него на скромной вечеринке спивал русские песни именно этот н
и г г е р. В таком вот обличье и непременно с балалайкой. А поскольку этот
черномазый звездюк за сегодняшнее выступление получит больше, чем за любой свой
самый кассовый фильм, ему было как-то не с руки ломаться и отказываться. Как
миленький песни разучил, даже на балалайке всерьез бренчать пытается.
Ответственный человек, если уж берет деньги, старается выложиться. Вот э т а черта
мне в америкосах нравится. Хотите послушать? Вообще-то время нас не поджимает.
– Да ну его, – сказал Мазур, бросив последний взгляд на
голливудскую знаменитость. – Дело прошлое, но случались истории и
поинтереснее. Представьте себе знойную африканскую страну и батальон тамошних
десантников, черных, как сапоги, с экзотическими эмблемами. А теперь
представьте, как эта орава, старательно отбивая шаг на плацу, добросовестно
пытается горланить «Мурку»...
– Сюрреализм какой! Вы серьезно?
– Совершенно, – сказал Мазур. – Их полковник
проиграл пари нашему полковнику. И, как офицер и джентльмен, честно выполнил
условия... Зрелище было незабываемое.
– Верю... Пойдемте?
Они двинулись через гомонящий зал, лавируя меж
расшалившимися хозяевами жизни, а вслед им неслось:
Пусть он зьемьлю сьбирижжеть ротную,
А льюбьовь Катьюша сбережьет...
Приходилось признать, что заокеанский гастролер – человек
ответственный и гонорар отрабатывает добросовестно...
Лестница. Сад. Олеся уверенно шагала впереди прямо к морю,
Мазур шагал следом, твердо решив ничему более не удивляться, даже если его
попросят в интересах дела похитить князя Монако. Что технически не так уж и
сложно, честно говоря...
Они вышли на пирс. Позади остались две относительно
роскошных яхты – относительно, потому что тут же, неподалеку, стоял сиявший
неисчислимыми огнями красавец «Пелорус» под чукотским флагом, скромное
суденышко длиной в сто пятнадцать метров, казавшееся Мазуру совершенно
нереальным. Он подумал мельком, что во времена его молодости яхты импортных
богачей все же были гораздо скромнее. Повод это испытать законную гордость за
свою страну? Ох, вряд ли...
В самом конце причала стояло суденышко, по сравнению с
роскошными океанскими игрушками напоминавшее скорее катерок рыбнадзора:
новехонькая яхточка, космических очертаний, как водится, но всего-то метров
десяти в длину. Этакая шлюпка для «Пелоруса».
По капитальным сходням Олеся уверенно поднялась на палубу,
распахнула перед Мазуром белую дверь надстройки. Они поднялись на самый верх, в
небольшую каютку с высоким панорамным окном. По пути никого не встретили, но
очень быстро где-то внизу послышалось мягкое мурлыканье мощного двигателя,
судно отвалило от причала и двинулось параллельно берегу. У Мазура на миг
мелькнула шальная мысль, что они оказались на борту современного «Летучего
голландца».
Ярко освещенные особняки на берегу, ярко освещенные корабли,
разноцветные гроздья фейерверка, вспыхнувшие где-то далеко на суше... Мазур
поневоле засмотрелся.
– Посмотрите налево, – сказала Олеся тоном опытного
гида.
Мазур добросовестно всмотрелся, но не обнаружил ничего из
ряда вон выходящего: такие же пальмы, огни, россыпь особняков.
– Помните старые комедии с де Фюнесом? – спросила
Олеся. – Серию о жандарме из Сен-Тропе?
