Самое время философски поразмышлять, каких высот достигла
электронная техника, насколько раньше все это было неподъемнее и сложнее. Но
для философических раздумий времени-то как раз и не было – не в консерватории,
чай...
Бережно устроив коробочку под стеной, рядом с мешком, Мазур
сунул в набедренный карман прохладный баллончик, опустил на лицо капюшон и
двинулся по огромной каменной галерее, привычными рывками, бесшумно и быстро,
преодолевая открытые пространства, замирая перед каждым броском, прислушиваясь
к тишине.
Свернул вправо – и оказался в ночном саду. Знаете ли вы
французскую ночь? Нет, вы не знаете французской ночи на безмятежном Лазурном
берегу... Как там дальше, если безбожно перевирать классика? А черт его знает,
не до того...
Был соблазн воспользоваться выложенными темным камнем
дорожками – но Мазур его отверг моментально, перемещался меж деревьев, ни
единой веточки не задевая. Остановился, прислушался и бесшумно в т я н у л с я
под ближайшую крону.
По дорожке прошел человек – ни от кого не прячась, лениво
шаркая подошвами, что-то насвистывая под нос. Когда он оказался напротив
Мазура, в проеме меж двумя деревьями, Мазур рассмотрел подобие форменной
одежды, кобуру на боку.
Потом человек остановился правее, Мазур насторожился, но тут
же ухмыльнулся, услышав тихое журчание. Подумал: а ще кажуть – Европа...
Совершенно по-расейски писает, поганец, на хозяйское дерево, потому что до
благоустроенного лакейского сортира, надо полагать, потерпеть лень…
Вскоре охранник удалился по направлению к дому, все так же
беззаботно насвистывая, шаркая подошвами. Все его поведение свидетельствовало,
что он выполняет докучливую обязанность, еженощную повинность, о бдительности
позабыл начисто. Должно быть, очень уж давненько сюда не вторгались лихие
люди...
Все это, конечно, могло оказаться и ловушкой, хитрой уловкой
– но тут уж важно постоянно искать золотую середину, пройти по узенькой
кромочке меж беспечностью и паранойей... Выждав несколько времени, Мазур сделал
крюк, улучив момент, одним прыжком перепрыгнул дорожку и, вновь оказавшись
среди деревьев, двинулся к правому крылу замка.
Еще один рывок – и он прижался к стене рядом с дверью. По
уверениям специалистов, не запиравшейся отроду. Вообще-то наружной замочной
скважины и в самом деле не видно... Что ж, будем надеяться на специалистов,
большей частью от них только польза, хотя иногда и пальцем в небо попадают...
Пора решаться...
Развернувшись в отточенном пируэте, он оказался напротив
двери, взялся за фигурную металлическую ручку и осторожно потянул на себя,
готовый ко всему – от хватких спецназовцев до повара в ночном колпаке, с
поварешкой наперевес по причине отсутствия более грозного оружия.
Дверь поддалась совершенно бесшумно – порядок, надо
признать, в имении у лягушатника царил образцовый, даже дверь для обслуги –
одна из полудюжины – не осталась без надлежащего ухода, и петли хорошо
смазаны...
План дома был в п е ч а т а н у него в сознание, как это
обычно и бывало. Мазур притворил дверь за собой и двинулся по длинному
коридору. Справа – кухня. Расположению на плане соответствует. Должна быть
лестница наверх... Вот она, на своем законном месте...
Поднявшись по лестнице из л ю д с к о й, он оказался на
«чистой половине», как выразились бы его предки, господа офицеры российского
императорского флота. К некоторому своему сожалению, он не обнаружил той
роскоши, что, по его навеянному фильмами мнению, должна была сопутствовать п о
м е с т ь ю. Обширно, безукоризненно чисто, но – не более того. Ни рядов
беломраморных статуй, ни огромных картин в неподъемных золоченых рамах, ни
исполинских люстр. Потолки высоченные, конечно, и картины попадаются, и вот он,
в углу, беломраморный бюст на высокой подставке – дама, кажется, в античном
стиле, черт его знает, может, и бесценный оригинал. Однако в общем и целом –
нету особой роскоши. Ожидалось чего-то большего.
Прижавшись к стене перед бесшумным броском через огромный
зал, он подумал мельком: «Азия-с. Наш, российский нувориш давным-давно выставил
бы у стеночки целый взвод статуй, картинищ вздел бы на стены немерено, вообще
натащил бы массу внушительного и аляповатого барахла, шоб було и производило
впечатление. Насмотрелся уже на тех виллах, где побывал с Олесей...»
В западном крыле, куда он наконец добрался, уже почти
незаметно было старинного стиля – здесь торжествовало то, что за неимением
подходящих терминов и надлежащего жизненного опыта Мазур про себя окрестил
попросту евроремонтом. Буквально ничего от р а н е ш н е г о времени, годочков
отставного генерала.
Совершеннейшая тишина, ни единой живой души... Мазур
скользил по лестницам, залам, коридорам, как бесплотный дух. И, как не раз в
похожей ситуации, ему порой казалось, что это не более чем сон – из-за ощущения
несказанной легкости, совершеннейшей свободы, словно он был один-одинешенек в
огромном замке...
Он остановился. Прижался к стене. Прислушался. Ну конечно,
все это не более чем иллюзия – мысли о полном одиночестве. Звуки неопровержимо
свидетельствовали, что, кроме него, в замке отыскались и другие бодрствующие...
Дальше он передвигался с удвоенной, с утроенной
осторожностью, словно и в самом деле стал клочком тумана. Крутнувшись вокруг
собственной оси, переместился в комнату, не особенно и большую, судя по полкам
с книгами и компьютеру на столе, служившую гостю кабинетом. Дверь справа была
чуточку приоткрыта, и там горел ночник. Г р а м о т н о ставя ноги, Мазур
заглянул внутрь так, чтобы его самого не усмотрели изнутри ни при каком
раскладе.
А впрочем, парочке в спальне было не до него, так увлеклись,
что оторвать их от предосудительных занятий мог бы лишь всемирный потоп или, по
крайней мере, шумное вторжение разгневанного мужа-рогоносца с алебардой наперевес,
второпях, за неимением лучшего, сорванной со стены (Мазур видел на первом этаже
коллекцию разнообразного старинного холодняка, занимавшую полстены).
Лампа под розовым абажуром достаточно ярко освещала большую
часть огромной кровати, и Мазур, имея возможность прекрасно рассмотреть
происходящее, ощутил здоровую мужскую зависть – ах, как душевно моментально
опознанный им по фотографии г о с т е н е к драл живописно распростершуюся
обнаженную красотку! Добросовестно человек работал, знал толк, всерьез старался,
так что хозяйская супружница совершенно разомлела.
«Вот так-то, – подумал Мазур не без некоторого
злорадства, вспоминая породистую и авантажную физиономию лягушатника,
настойчиво преследовавшего Олесю. – Тут тебе, браток, и кембриджский
галстучек не подмога. Форменный бородатый анекдот: муж собрался на
великосветский прием, а жена... Толку ли в тех кембриджах, если рога у тебя
такие, что не в любые ворота пролезут? Хорошо он ее, следует признать...»
Конечно, абсолютно неспортивно было наносить человеку
коварный удар в т а к о й момент, но тут уж ничего не поделаешь, какое, к
чертям, благородство, если интересы дела, как обычно, превыше всего...
