– Очень мило, – сказал Мазур. – И что я должен
сделать в обмен на этакую благодать? Взять автомат и перестрелять своих
нанимателей к чертовой матери?
– Ну зачем же? Останемся цивилизованными людьми. Какое-то
время вы будете выполнять прежнюю работу, но при этом... – он выразительно
замолчал.
– Закладывать, – понятливо подхватил Мазур.
– К чему такие пошлости? Информировать. Могу вас заверить, у
меня есть все полномочия вести переговоры о конкретных суммах. Разумный аванс
вы сможете получить незамедлительно. Естественно, я не буду с вас брать никаких
подписок – мы же не в государственные игры играем. Достаточно будет вашего
слова...
– Ну да, – сказал Мазур, – а потом, поставляя
информацию, я и сам автоматически влипну настолько, что дороги назад не будет?
– Ну, если вам угодно это так называть... Суть не в
терминах, Кирилл. Это бизнес, и никаких гвоздей, как у вас говорят. Итак?
– Простите, дружище, вынужден отказаться, – сказал
Мазур. – Я уже слишком стар, чтобы играть в агента-двойника, очень уж
непривычное амплуа, могу запутаться, напортачить...
– Я говорю серьезно.
– Я тоже, – сказал Мазур. – Не будем увлекаться
болтовней, ладно? Распрощаемся, как культурные люди...
– Вы полагаете, у нас есть такая возможность? Увы... Кирилл,
это бизнес. Большой бизнес. Чертовски большой. Когда на кону целые страны, никому
нельзя откланяться и уйти с милой улыбкой. Порядочки здесь еще жестче, чем в
наших с вами играх в старые времена. У меня есть поручение, и я обязан его
выполнить. Либо вы будете на нас работать, либо... Мои наниматели
просто-напросто не могут себе позволить оставить в руках конкурентов столь
эффективное и надежное орудие, как вы. И, как ни грустно, я опять-таки
уполномочен применить любые меры. Любые. Можете не оглядываться так озабоченно.
З д е с ь с вами ничего не случится: Европа, цивилизованная страна, избавиться
от трупа – не такая уж простая задача. А вот в Африке... Примерно через сутки
вы отправляетесь в Африку, мне это прекрасно известно. У меня есть свои люди в
аэропорту, где базируется самолет ваших нанимателей... о нет, никто не будет в
него подкладывать бомбу, не думайте. Есть некий неписаный кодекс. Точнее, два
кодекса – один для благополучной Европы, другой для Африки. В Африке, вы сами
прекрасно знаете, сплошь и рядом чья-то насильственная смерть не вызывает
особой паники и часто остается безнаказанной. Так что з д е с ь вам ничего не
грозит – но вот через сутки, в Африке, вы можете ожидать чего угодно. Я не
пугаю, конечно. Пугает слабый. Я предупреждаю.
– А мне, откровенно говоря, плевать, как это называется –
пугать или предупреждать, – сказал Мазур. – Куин, вы же профессионал,
охотно этому верю. Так пораскиньте мозгами и задайте себе вопрос: можно ли м е
н я запугать смертью? С моей-то биографией и жизненным опытом? Как по-вашему?
– А вот и нет, – сказал Куин с напряженной
улыбкой. – Ситуация качественно и н а я. Абсолютно не похожая на прежние
расклады, когда у нас с вами за спиной стояли могучие империи... Совершенно
ничего похожего. Когда-то вы воевали за идею. Я не принимаю эту идею...
оказавшуюся к тому же нежизнеспособной, – но признаю, что вами в старые
времена двигала верность идее. Равным образом и вы, думается, согласитесь, что
я в те времена воевал за идею...
– Не спорю, – сказал Мазур.
– Вот видите... Это был могучий побудительный мотив –
верность идее, системе, государству, флагу, присяге. Сейчас у вас этого мотива
попросту нет... как, впрочем, и у меня. Вы что, всерьез готовы умереть за ваших
нанимателей? Что у вас с ними общего? Ни черта! Они как раз и разрушили тот
мир, в котором вам было уютно и престижно, мир, где вы имели огромное
значение...
– Господи, Куин! – воскликнул Мазур, глядя с величайшим
изумлением (наигранным, конечно). – Вы, будучи на пенсии, не в коммунисты
ли подались от скуки? В точности то же самое у нас говорят коммунисты...
– Но ведь в этом есть своя правда? Вы для ваших нанимателей
ч у ж о й. Совершенно.
– Как и вы – для своих.
– Кто бы спорил! Но расклад выпал такой, что я делаю вам
определенное предложение, а не наоборот... Кирилл, в старые времена ваша смерть
на поле чести сделала бы вас героем. О вас всерьез скорбели бы и сослуживцы, и
система. Сейчас ничего этого не будет, если кто-то пустит вам пулю в спину в
Африке или всадит нож в сонную артерию. Ваши хозяева пожмут плечами, внесут
расходы на вас в графу «убытки» и очень скоро забудут о том, что вы жили на
свете... И все. Понимаете? Это все. Никто из этих набитых деньгами скотов о вас
не вспомнит, никого не тронет ваша старомодная верность...
– Куин...
– Что?
– Мне представляется, что с в о и х нанимателей вы не любите
еще больше, чем моих.
– Не люблю, – кивнул американец. – Это еще мягко
сказано... как-никак, я тоже служил идее и империи, а теперь вынужден
прогибаться перед всякой сволочью, у которой больше денег, чем у меня. Именно
поэтому я, верите вы или нет, чувствую к вам неподдельную симпатию. Мы с вами –
одного поля ягоды. И потому мне хочется, чтобы мы договорились. Вы опять-таки
можете не поверить, но чисто по-человечески мне будет тяжело планировать против
вас... окончательное решение. Однако, как вы, должно быть понимаете, я буду все
же вынужден... Пусть и с нешуточной болью в сердце. Ничего личного. Бизнес,
увы...
– Старина, – сказал Мазур тихо, глядя ему в
глаза, – а вам не приходит в голову, что меня трудновато убить? Не буду
строить из себя супермена, но меня столько раз пытались с м а х н у т ь с этой
шахматной доски... А я жив, тем не менее.
– Но это не может тянуться до бесконечности.
– Знаете, я все же рискну.
– Ну ладно, – сказал Куин. – Я к вам отношусь
очень серьезно, а потому не буду вести себя в стиле мелкого коммивояжера,
мельтешить вокруг, ныть, хватать за рукав... Вот моя визитная карточка. Телефон
включен круглосуточно. У вас есть сутки. Поразмыслите хорошенько над тем, что я
говорил, – наедине с собой, не торопясь. Задайте себе еще раз эти вопросы
– что вы для ваших нанимателей? Стоят ли они того, чтобы умирать за них? Вам
ведь предлагают не предательство интересов системы, страны, армии. Вы
всего-навсего смените работодателя на более щедрого. Проникнитесь ощущением
того, что ситуация качественно и н а я... Иначе... Ну, не буду стращать.
Расклад для парней вроде нас с вами насквозь понятен. Либо вы переходите к нам
– либо мы сделаем все, чтобы ваши хозяева лишились столь великолепного
инструмента. Если вы сядете в самолет, так и не позвонив мне, – будем
считать, что договоренность не достигнута. И там, в Африке, в отношении вас
никто уже не будет связан ни моралью, ни законами, ни прочей ерундой. Одна
голая целесообразность. Подумайте как следует, Кирилл, я вас прошу, можно
сказать – умоляю. Времени у вас достаточно. Жду звонка...
Он кивнул, повернулся и не спеша побрел вдоль парапета. Судя
по спине, ему чертовски хотелось оглянуться, но он все же превозмог себя, так и
скрылся из поля зрения. Мазур длинно и насквозь непристойно выругался про себя:
кто бы мог подумать, что ясным утром нежданно-негаданно настигнет этакое вот
ностальгическое наваждение в лице, можно сказать, чуть ли не сослуживца, пусть
и с д р у г о й стороны... Принесла ж нелегкая! Судя по всему, пребывание в
Африке станет еще более п и к а н т н ы м, нежели ему поначалу
представлялось...
