– А чего ж мне себя кривым считать? – сказал Мазур с
нехорошим прищуром. – Ты ж умный мужик, Коля, давай я тебе выскажу
кое-какие мысли и соображения, авось кое-что и переоценишь... Сейчас, минута
дела...
Он встал, откинул лакированную крышку серванта и вытащил
оттуда непрозрачный пластиковый мешок немалого веса. Держа его одной рукой,
вернулся к столу, отодвинул бутылку со стопариками и осторожно, аккуратненько
опорожнил мешок.
На стол, звеня, постукивая и шурша, пролился пестрый поток:
металл, разноцветная эмаль, разноцветные ленты, перепутавшиеся замысловатым
образом. Внушительная груда орденов и медалей, иные огромные, разлапистые, иные
самого экзотического облика.
– Вот так, – сказал Мазур, усаживаясь. – Как было
написано в каком-то романе – четверть века боев, походов и царских
милостей. – Он присмотрелся, вытянул за черно-желто-зелено-красную ленту
нечто вроде восьмиконечного креста. – Вообще-то, новое правительство эту
блямбу отменило еще восемнадцать лет назад, но не выкидывать же, за дело
получена. И эта тоже отмененная, но пусть лежит, хрен с ней... Ты свои регалии
никогда не пробовал положить на весы? Я догадался как-то. Три килограмма
четыреста восемьдесят шесть граммов – мне эти цифирки в память надежно
врезались. Смекаешь? Нет, я не собираюсь производить никакой такой переоценки
ценностей, ничего грязью поливать не хочу. Все было не зря, все было правильно,
другой судьбы я себе не хотел никогда и ничего не мечтал переиграть. Тут
другое... Знаешь, посмотрел я однажды на эту груду железяк с ленточками и задал
себе вопрос: что же, вот это – итог? Вот только это? Жил я полсотни с лишним
лет на грешной земле, мотался по белу свету, из кожи вон лез, под смертью ходил
и сам ее обеими руками разбрасывал – а в итоге осталось только э т о? И хочешь
верь, хочешь не верь, но щелкнуло у меня что-то в башке, и пошли в нее
разнообразные мысли, и решил я пожить и н а ч е. Пока еще не поздно. Взять от
этой гребаной жизни еще кое-что, кроме железок с ленточками. Честно взять – ну,
почти что честно. И все, кто со мной работает, я тебя заверяю, думают примерно
так же. А они ведь хорошие ребята, Коля. И заслужили кто квартирку, кто машину,
кто экзотические фрукты для ребятенка. И если уж государство наше
многострадальное и замысловатое не в состоянии их адекватно обеспечить, я им
подмогну... Ну, и себе тоже. У меня дите, знаешь ли, намечается, и хочу я,
чтобы жилось ему сытно и безбедно... Я ж чужого-то не беру, не кровно нажитое
отбираю. Говорю тебе, помогаю людям долги получить п р а в и л ь-н ы е... И
найди ты уязвимую щелочку в этой моей нехитрой жизненной философии, я тебя
категорически умоляю! Обоснованно меня раскритикуй! Логичные, конкретные аргументы
будут? Или будешь и дальше губоньки кривить? Давай, я жду. Давай, ежели логично
и убедительно...
Он наполнил стопочки, подпер щеку ладонью и с
демонстративным вызовом уставился на старого друга, всей своей позой выражая
жадное ожидание. Чуть заметно улыбался – время шло, а молчание оставалось
ненарушенным.
– Дерьмо все это, – сказал наконец Морской Змей. –
И философия твоя, и то, что ты делаешь...
– Ну-у, браток... – сказал Мазур с искренним
разочарованием. – Я же просил логику и конкретику, а не дешевые эмоции на
уровне замполита былых времен... Разочаровал ты меня, право слово. Я тебя
всегда считал умным мужиком, а ты сейчас ведешь себя, как лошадь зашоренная...
– Ну, знаешь!
Морской Змей вскочил, Мазур, видя такое дело, тоже поднялся,
и они долго стояли друг против друга со злыми, напряженными лицами.
– Ладно, – сказал наконец Мазур, улыбаясь чуточку
принужденно. – Только не хватало еще в морду друг другу залезть. Солидные
люди, адмиралы… Садись.
Выпей.
Подавая пример, опустился в кожаное кресло первым и осушил
стопарик. В конце концов Морской Змей последовал его примеру. Глядя в сторону,
спросил:
– Ты хоть понимаешь, чем это может кончиться?
– Да самое смешное, ничем, – сказал Мазур. – Я
себе четко обозначил экологическую нишу, и, пока я в ней барахтаюсь, ничего не
может случиться. Хотя... – Он мечтательно улыбнулся. – Ты знаешь,
порой откровенно подмывает на что-то большее. Ведь мелочевкой занимаемся, право
слово. С некоторых пор начала и меня посещать шальная мечта Остапа Бендера:
миллиончик бы. В баксах. Вот этого, при моих скромных запросах, хватило бы,
пожалуй, до конца жизни.
– А там еще один захочется...
– Ну, а что в том плохого? – пожал плечами
Мазур. – Миллион, два – это ж не значит, зарываться. Зарываются совершенно
по-другому, я уже знаю, насмотрелся... Обидно, знаешь ли. После тех дел, что мы
в свое время крутили на всех параллелях и меридианах, нынешняя халтурка и есть
– халтурка. Душа чего-то крупного просит со страшной силой... Коля, –
сказал он вкрадчиво, – ты ж в отставке без дела на стенку лезешь, тут и
гадать нечего... Давай ко мне в команду, а? Тебе, как аналитику, цены нет. А я
как раз дело собираюсь расширять. На кого же полагаться, как не на старого
друга, профессионала от бога?
– Нет уж, избавь от этакой чести.
– Ох, как тебя перекосило, – сказал Мазур тихо. –
Ладно, свое предложение считаю необдуманным и снимаю с повестки дня... –
Он усмехнулся. – А знаешь что? Иди на меня настучи, если ты такой
правильный. Замполитов нынче нема, ну да кому на человека настучать, всегда
найдется...
– Да пошел ты! Стучать на тебя...
– Уж прости, это в тебе не душевное благородство
играет, – не без ехидства сказал Мазур. – Просто понимаешь своим
острым аналитическим умом, что меня с моим скромным бизнесом ни за что не
подловить. Не оставляю я за собой хвостов, которые можно запихать в
мясорубку... Верно? А все-таки жаль, что ты ко мне не хочешь. Вместе мы таких
дел наворотили бы... Ты себе и не представляешь, сколько вокруг обращается
таких вот почти правильных денежек, которые решительный человек всегда может
себе в карман направить... И совесть у него при этом останется почти что
белоснежной. Может, подумаешь все же?
Морской Змей встал, прямой, как палка, проигнорировав только
что наполненные стопочки. Глядя куда-то мимо Мазура, сказал с расстановкой:
– Давай без мелодрам. Я тебя больше знать не знаю, вот и
все. И где ты свернешь башку, меня совершенно не интересует. А свернешь ты ее
обязательно...
– ...сказал благообразный положительный боцман, отечески
взирая на стилягу Гаврюшкина, протащившего на борт советского судна
порнографический журнал – орудие загнивающего Запада, – подхватил Мазур.
– Честь имею и категорически не кланяюсь, – отчеканил
Морской Змей. – Ты меня не провожай, не утруждайся, я дверь сам захлопну,
чтоб тебя от мыслей о миллионе не отвлекать...
Он развернулся через левое плечо и почти промаршировал в
прихожую – высокий, седой, упертый, человек из безвозвратно сгинувшего времени.
Стукнула дверь.
Мазур сграбастал со столика массивную хрустальную пепельницу
и шарахнул ею об стену. Получилось громко, но пепельница не разбиралась, да и
стена не пострадала. Давая выход эмоциям, Мазур зарычал:
