Но кем еще могла стать Анлодда? Кем? А голос ее звучал как бы с заоблачных высот.
– А сколько дорог ведет к Свету? Он был готов ответить, но вовремя понял, что лучшим ответом будет молчание.
– Корс Кант Эвин, боюсь, такого просвещения тебе не вынести. Склонись и погаси свечу!
Он растерялся, неуклюже наклонился, сделал глубокий вдох… И тут же откинулся назад – Анлодда оттащила его.
– Не путай стихии. Корс Кант; даже гневу не позволяй объединять их! Погаси свечу пальцами, а не дыханием! Встань, выпрямись. – Голос Анлодды прозвучал еще более отчужденно и загадочно. Нет, то был не ее голос. Корс Кант задрожал – он понял наконец, кому принадлежит этот голос.
«ЭТО ХРАМ, ВЫСТРОЕННЫЙ ДЛЯ ЦАРЯ СОЛОМОНА, – ТАК ГОВОРИТ ИУДЕЙСКОЕ ПИСАНИЕ».
Юноша стоял, и по коже его пробегали порывы ледяного ветра.
Ее голос – нет, не ее – звучал прямо у него над ухом. Он вздрогнул: он мог поклясться, что она не сделала ни шагу из-за его спины.
«ПУСТЬ ГОВОРЯЩИЙ УСНЕТ. СЛУШАЙ МЕНЯ, НЕ ДВИГАЙСЯ, КОРС КАНТ ЭВИН! ЦАРЬ СОЛОМОН —ЭТО СОЛНЦЕ, А НАШ ХРАМ – ЭТО НОЧНЫЕ НЕБЕСА. ЧТО ВВЕРХУ, ТО И ВНИЗУ. СОЛНЦЕ – НАШ ОТЕЦ, ЛУНА – НАША МАТЬ. СЕМЬ ПЛАНЕТ ЖИВУТ ВНУТРИ НАС, И ВСЕ ОНИ
– ЧАСТИ НАШЕЙ ДУШИ. ТЫ ПОНИМАЕШЬ МЕНЯ?»
Что-то – вероятно, зелье – открыло разум Корса Канта для понимания этих слов. Каждое из них жалило больно, как змея, и впрыскивало в его сердце яд понимания.
– Я понимаю… – пробормотал он. И снова этот голос, чуть дальше:
«ВСЕ ДОСТИГЛИ ВЫСОТ НА ЮГЕ». А потом – слева:
«ВСЕ ЗАКРЕПИЛИСЬ НА ЗАПАДЕ».
А потом – справа:
«ВСЕ ВОЗНЕСЛИСЬ НА ВОСТОКЕ». Она завершила круг, встала перед Корсом Кантом, но почему-то промолчала про север, где стояла теперь.
– ПОДНИМИ ЛЕВУЮ РУКУ, – приказала Маха-Диана-Анлодда.
Корс Кант повиновался сразу же, не раздумывая. Ее пальцы на миг сплелись с его пальцами, губы запечатлели на его губах многообещающий поцелуй – знак будущего.
– ВЕРА, ЛЮБОВЬ ОХРАНЯЮТ ДВЕРИ МЕЖДУ СНОМ И ЯВЬЮ, – прошептала она и отступила.
За спиной у барда послышался громкий стук. Юноша вздрогнул. Нет, явно тут находился кто-то еще. Корса Канта затрясло как в ознобе. Анлодде он доверял, но кто же тот, другой?
– ПРИШЕЛ ЛИ ИЩУЩИЙ СЮДА ПО СВОЕЙ ВОЛЕ? – спросила она.
Корс Кант оторопел. Он должен отвечать? Растерянно, не совсем понимая, нужно ли это, он отвечал:
– Да, я.., то есть.., он.., пришел по своей воле.
– ЧТО ОЗНАЧАЕТ ТО, ЧТО ИЩУЩИЙ ПРОБИРАЛСЯ В ХРАМ ПО УЗКОМУ ТУННЕЛЮ?
Корс Кант молчал и думал. Он понимал, что вопрос важный – это явствовало из того, каким тоном он был задан. Однако разум Корса Канта стал подобен разуму новорожденного младенца. «Будь он проклят, этот гриб! Ничего в голову не приходит, не соображаю, что-что…»
Но ведь новорожденный приходит в мир.., обретая свободу.., как с небес попадают в море…
– Он родился. Он вновь родился, – прохрипел бард и моргнул. Верный ли он дал ответ? И откуда он взялся? Его губы произнесли его – это да. Но ответ явно родился не в его голове!
– ПОЧЕМУ ТВОЯ ЛЕВАЯ НОГА БОСАЯ?
– Но это же ты повелела мне разуться!
– А ТЫ СЛЕПО ВЫПОЛНЯЕШЬ ЧУЖИЕ ПОВЕЛЕНИЯ? РАЗВЕ ТЫ НЕ ВИДИШЬ, КАК ТЫ СМЕШОН? Может, второй вопрос ему просто померещился?
– Я ничего не вижу, – пробормотал он обиженно. – Тут темно?
– НИКТО НЕ ВИДИТ В ТЕМНОТЕ, – отозвался голос Анлодды.
И снова Корса Канта зазнобило – словно смерть коснулась его.
«Что-то прикоснулось ко мне – холодное, острое». Клинок задрал его тунику, кольнул кожу прямо над сердцем.
– В КОГО… ТЫ ВЕРИШЬ? – спросил голос, причем первые два слова прозвучали уверенно, а вторые два – после паузы, как бы по размышлении, – Я верю, – начал юноша и задохнулся, потому что кончик лезвия надавил сильнее. Еще чуть-чуть, и он бы проколол кожу!
– Я верю… – и снова предупреждающий укол. Корс Кант ничего не понимал и не знал, что говорить дальше. «А если я отвечу не так, как надо, – она, что, убьет меня?» Было похоже на то. Вопрос прозвучал с убийственной серьезностью, но еще страшнее было последовавшее за вопросом молчание.
«Господи, ну в кого же я верю? Кому? Мирддину?» Но душа старика-друида была подобна подземной реке, которую не разглядишь невооруженным взглядом. Верить в друида? Скорее можно было верить в смерч!
И Артус.., он тоже непрост и загадочен. Под его римской тогой словно бы таилось другое одеяние, вытканное сложнейшим узором. И Ланселот.., вдруг стал чужим, странным…
А Гвинифра.., ее и вообще никто не поймет!
«Я верю Анлодде, я верю в нее, но, но…
– Я верю в т…
Корс Кант оборвал себя – понял, что поспешил, и к своему ужасу понял, что обманывает сам себя! Како вы бы ни были чувства, питаемые им к Анлодде, теперь она вдруг стала совершенно чужой, совсем другим человеком.
Итак, все знакомые ему люди – загадки. Даже Анлодда.
Он понял, каким должен быть ответ. Но, вероятно, не такого ответа она ждала от него. «И что же? Я умру здесь, в душной пещере, у ног аловолосой богини, паду ее жертвой?»
Кончик клинка давил все сильнее и сильнее. Струйка – крови или пота – побежала по груди, по животу… «Да будь она проклята! – взбунтовался разум Корса Канта. – Пусть убивает! Я бард, и должен хоть раз в жизни сказать правду, чего бы мне это ни стоило».
– Я.., я верю только в себя! – выкрикнул он, обретя решимость.
– ТАК ПУСТЬ ИЩУЩИЙ СДЕЛАЕТ ПЕРВЫЙ ШАГ ВПЕРЕД, К СВЕТУ.
Шаг вперед? Тогда она должна убрать клинок, в противном случае он на него попросту напорется.
Однако клинок не исчезал. Не раздумывая. Корс Кант шагнул вперед левой, босой ногой. Анлодда тут же отдернула клинок. Корс Кант споткнулся – оказалось, пол пошел вверх. Тишина. Корс Кант подтянул к левой ноге правую. Он стоял и ждал, как ему показалось, целую вечность, и дрожал от запоздалого страха. Как близко он подошел? Ответь он не правильно, могла ли Анлодда на самом деле убить его здесь, в этом потаенном месте? Наконец он услышал самый желанный звук – треск искры, выбитой кремнем из огнива.
В следующее мгновение загорелась свеча. Он стоял на крошечном уступе, с которого падал водопад, – действительно, один шаг, одна ступень. Огненноволосая принцесса оголила плечо, обнажив одну грудь. Теперь она больше походила на величественную воинственную амазонку, чем на принцессу. Пламя свечи горело звездами в ее глазах, лицо стало властное – под стать самому Меровию. Корс Кант испытал облегчение, подобное тому, что приносит пришедший с юга прохладный дождь.
