Повернув ее руку ладонью вверх, он поцеловал тонкую голубую жилку.
— Когда вы намереваетесь привести в этот мир моего сына, мадам?
— В конце зимы либо в самом начале марта. Я понесла в ту ночь, когда ты вернулся из своей дурацкой поездки в Эдинбург.
Она поймала его руку и начала посасывать каждый палец.
— Я не хочу повредить малышу, — с отчаянием пробормотал он.
— Об этом рано беспокоиться, милорд. Я еще способна объездить обоих своих жеребцов — и четвероногого, и двуногого. — И, погладив его по щеке, прошептала:
— Кажется, впервые в жизни я столь неистово хочу мужчину, Джемми, а путешествие из Англии оказалось таким долгим! Мы не были по-настоящему вместе вот уже несколько недель. Разве ты не изголодался по мне?
Вместо ответа Джемми прижался к ее губам, ощущая, как колются затвердевшие соски сквозь шелк рубашки, и чуть не задохнулся, когда волна сладострастия накрыла его с головой.
— Да, — умудрился выдавить он, сгорая от желания.
— Я не знаю, куда идти, — растерянно шепнула она.
— Зато знаю я, — простонал Джеймс, отодвигая стул, и потащил жену через парадный зал и приемную. Они очутились на широкой лестнице, и Джеймс, подхватив Жасмин, взбежал на верхний этаж, где размещались покои графа и графини Гленкирк. Пинком распахнув дверь, он ворвался в комнату и лишь тогда поставил Жасмин на ноги.
— Не заставляйте меня долго ждать, мадам, — настойчиво попросил он.
— Иисусе, — пробормотал Фергюс Мор Адали. — Такого при леди Изабелле не бывало! Оторопь берет при виде его пылающих глаз! Да они оторваться друг от друга не могут!
— Страсть между женой и мужем — вещь хорошая и вполне дозволительна, — вежливо ответил Адали. — Неужели ты никогда не испытывал ничего подобного?
— Нет, — вздохнул шотландец, — но подумываю о том, как бы поухаживать за мистрис Торамалли. У меня мурашки по спине бегут каждый раз, когда повстречаю ее! Как по-вашему, она не оттолкнет меня, Адали?
— Я постараюсь удостовериться, что знаки твоего внимания будут встречены благосклонно, — дипломатично заверил Адали. — Ну а теперь тебе следовало бы поскорее раздеть своего нетерпеливого хозяина, Фергюс Мор.
И с этими словами он перешел в спальню Жасмин, где уже хлопотали сестры-близняшки, Рохана и Торамалли, помогая госпоже отойти ко сну.
— Придется немало потрудиться, чтобы вернуть замку прежний блеск, моя принцесса, — сообщил Адали. — Он пустовал все эти годы, что граф был в Англии, и хотя Уилл Тодд старался как мог, работы здесь слишком много для одного.
— Во всяком случае, нет такого разгрома, как во дворце Ямал-хана, — смеясь, заметила Жасмин. — Никогда не забуду той брачной ночи! С каким удовольствием я распродала этих мерзких тварей из его гарема!
Оставшись обнаженной, она ступила в чан и торопливо вымылась сама, без помощи служанок.
— Дров у камина хватит и на утро, — сказал Адали. — Я распорядился, чтобы в спальне поставили вино и принесли тазик с надушенной водой и полотенца. Рохана и Торамалли достали белье и перину из наших сундуков. Вы ни в чем не будете знать нужды, а завтра мы постараемся прибрать получше. Здесь пахнет плесенью, что неудивительно после стольких лет!
— Все равно это великолепный замок, — мягко возразила Жасмин. — Мы наконец обрели дом, Адали. Ты ведь тоже знаешь это, верно?
Адали, улыбаясь, кивнул.
— Конечно, принцесса. Не ожидал, что эта груда камней на холме всколыхнет во мне подобные чувства, но это именно так. — И, весело сверкнув глазами, решительно сменил тему. — Надеюсь, госпожа, вы не станете возражать, если у Торамалли появится поклонник? Фергюс Мор намекнул, что будет счастлив добиться ее расположения, если она согласится, конечно.
— Торамалли! — окликнула Жасмин. — Тебе решать.
— Ну и наглость! — возмутилась служанка, от природы куда более вспыльчивая, чем сестра.
— Он прекрасный человек, — вмешалась Рохана. — Думаю, тебе повезло. И спросил разрешения, прежде чем ухаживать за тобой. Что за учтивые манеры, сестрица!
— Фергюс Мор, вероятно, имеет в виду тебя и просто не может нас различить, — проворчала Торамалли, вытирая госпожу, но улыбка предательски приподняла уголки ее губ.
— Если ты так считаешь, пусть Адали приведет его и попросит подойти к той, которую он хочет покорить, — предложила Жасмин, пока Рохана надевала на нее ночную сорочку из белого шелка с круглым вырезом и длинными рукавами.
— Превосходная мысль! — согласился Адали. — Пойдемте, дамы, пора вынести чан из комнаты.
Слуги втроем вытащили маленький деревянный чан за двери и, вылив воду в каменный желоб уборной, вернулись в гостиную. Фергюс Мор как раз покидал спальню господина, с надеждой поглядывая на Адали.
— Торамалли желает знать, сумеешь ли ты отличить ее от сестры, Фергюс Мор, — объяснил тот. — Если да, то она позволит тебе ухаживать за ней.
Сестры-близнецы встали рядом, похожие друг на друга как две капли воды. Впрочем, одно крошечное различие все же имелось — маленькая родинка в форме цветка была в правом уголке глаза Торамалли, а у Роханы — в левом. Но Фергюс Мор, не колеблясь, подошел к своей избраннице.
— Конечно, я сразу могу узнать вас, мистрис Торамалли, — спокойно ответил он.
— Ну что ж! — задорно бросила Торамалли. — Вы достаточно сообразительны, и кажется, мне нравится ваше общество, Фергюс Мор.
— Пойдем со мной на кухню, девушка, — пригласил он, — и выпьем по кружечке эля. И сестрицу твою прихватим, — добавил он после небольшой заминки.
— Идите вдвоем, — вздохнула Рохана. — Я слишком устала, но благодарю за приглашение, Фергюс Мор.
Она широко зевнула.
Слуги вышли в коридор. Адали задержался ровно настолько, чтобы задуть свечу и подбросить дров в огонь. Рохана, пожелав Адали доброй ночи, отправилась в отведенную ей комнату.
Джеймс Лесли открыл смежную дверь, разделявшую их покои, и оказался в спальне жены. Жасмин стояла у окна, глядя на залитые лунным светом холмы. Услышав его шаги, она с улыбкой повернулась и протянула руки.
— Милорд, — тихо шепнула она, прижимаясь к нему. Джемми безмолвно ласкал ее лицо, словно в первую встречу. Теплые твердые губы накрыли ее рот.
— Я люблю тебя, — вымолвил он наконец. — Полюбил с той минуты, когда увидел! Знаю, что говорил это раньше, но стану повторять до конца дней своих и никогда не смогу равнодушно взирать на тебя! Моя любовь будет жить вечно!
— О Джемми! — вздохнула она. — Мое сердце и душа полны тобой и горят неутолимой любовью. Я была бы самым низким созданием на земле, если бы не отвечала на чувства такого человека, как ты, но часто мучаюсь сознанием, что недостойна столь безграничной любви.
Изнемогая от счастья, Джеймс подхватил Жасмин на руки, положил на постель, а сам сел рядом и принялся укачивать ее, как ребенка.
