Однако того, похоже, не очень-то обескуражил суровый отпор Скай. Он отлично знал — любую женщину можно завоевать и, в конце концов, овладеть ею. С некоторыми приходилось повозиться подольше, но они-то и оказывались наиболее достойной добычей. Он неохотно позволил Скай и Адаму отойти, но решил, что рано или поздно эта ирландская красотка будет принадлежать ему и с наслаждением, как и другие, замирать под его страстными поцелуями.
— Ты почему-то злишься, — сказал Адам, когда они оказались за пределами слышимости королевских особ. — Я не сомневаюсь, что Генрих Наваррский приставал к тебе с непристойными предложениями, моя радость. — Он взял с подноса два бокала с вином и один вручил ей. — Не могу себе представить, чтобы Генрих оказался равнодушен к твоей красоте.
— Это возмутительно! — вспыхнула Скай. — Завтра он женится, а сегодня соблазняет чужих невест! Адам хихикнул:
— Это типично для этого юноши, как мне говорили.
— Бедная принцесса!
— Боже мой, Скай, стоит ли так огорчаться из-за этой темпераментной маленькой шлюшки, Маргариты Валуа? Она же любовница герцога Гиза! Правда, она хотела выйти за него замуж, и он был не прочь, но, к несчастью, Екатерина Медичи решила, что союз с Генрихом Наваррским для нее более выгоден. Гизу пришлось срочно жениться на принцессе Порциенне, чтобы избежать возможного покушения, подстроенного королевой. Екатерина, не колеблясь, приговорила бы его к «итальянской смерти». Я подозреваю, как она огорчена, что ей это не удалось: Гизы слишком амбициозны, и Екатерина считает их угрозой для своих сыновей. Она никогда не простит Гизам того, как они обращались с ней, когда ее старший сын Франциск женился на их племяннице, шотландской королеве.
— Ну и семейка! — воскликнула Скай. — Ничем не лучше Тюдоров!
Адам рассмеялся.
— Власть, — сказал он, — это весьма крепкий напиток, моя дорогая.
Из угла, где сидели музыканты, зазвучала музыка, и гости стали строиться для танца. Скай изящно двигалась, довольно улыбаясь Адаму, который ловко для мужчины его габаритов справлялся с фигурами танца. Он даже умудрился сорвать у нее поцелуй, и она оказалась на седьмом небе от счастья. Ей казалось, что на всей земле нет никого, кроме них двоих. Она была счастлива! Каким-то образом все устроилось само собой — меньше чем через два месяца они с Адамом поженятся. Бесс Тюдор будет вне себя от ярости, но в конце концов она простит. Они смогут вернуться домой, отстроить замок Адама — его остров между двумя странами — идеальное место для них. Они соберут детей, будут вместе спокойно стариться. Эта идея уже не показалась Схай ужасной.
Он заметил ее улыбку и спросил:
— Отчего ты так счастливо улыбаешься, милая? Посмотрев ему в глаза, она ответила:
— Я думаю о том, как мы будем стариться вместе, Адам.
Он рассмеялся:
— А ты не думаешь, что мы еще немного сможем побыть молодыми, Скай? Если ты станешь моей женой, то жизнь для меня только начнется.
— Ах, дорогой! — Вдруг на ее сапфировых глазах показались крошечные бриллиантики слез. — Как ты мил, какие приятные вещи ты говоришь мне!
— Адам! Адам де Мариско, ты ли это?! — услышали они взволнованный женский голос, когда окончился танец.
Они поискали глазами его обладательницу, и вдруг из окружающей толпы выпорхнула невероятно красивая рыжеватая блондинка, стройная, как соломинка, с высокой грудью и тонкой талией, одетая в шелковое платье ярко-зеленого цвета с золотом, отлично шедшее к ее волосам.
— Дьявол! — пробормотал Адам еле слышно, и Скай хихикнула.
Женщина остановилась перед ними, бросила короткий уничтожающий взгляд на Скай и тут же ринулась на грудь Адама.
— Адам, дорогой! Не могу поверить, что это действительно ты! Боже! Да ты стал куда красивее, чем в нашу последнюю встречу!
Оторвав женщину от своей груди, Адам поставил ее перед собой и произнес ледяным тоном:
— Скай, это Атенаис Буссак.
— Нет, нет, дорогой! — Красавицу нисколько не обескуражил ледяной тон Адама. — Разве ты не помнишь, что я выходила замуж за герцога де Монтуар? Теперь я герцогиня де Беврон.
— И как поживает ваш муж, герцогиня?
— Давно умер, дорогой, и, надеюсь, сейчас пребывает в аду. О, это был большой негодяй!
— Зато настоящий мужчина, герцогиня. Не сомневаюсь в этом, зная вашу позицию по этому поводу, и сколько же сыновей удалось ему зачать?
Тут Скай сообразила, кто эта женщина. Та самая сучка, которая отвергла любовь Адама, узнав, что он не может иметь детей. Скай мягко положила руку ему на плечо.
— Идем, любовь моя, — сказала она. — Я вижу, твоя мать делает нам знаки.
— А это что за дамочка, Адам? Прикажи ей убраться! Нам нужно столько рассказать друг другу, дорогой!
— Твои манеры, Атенаис, как всегда, ужасны. Эта дамочка — моя невеста, мадам Бурк. А теперь извини нас, нам нужно идти.
— Адам! — Атенаис де Монтуар ухватила его за рукав. — Адам, — повторила она умоляюще, — нам нужно поговорить!
— Нам не о чем говорить, мадам герцогиня! — И, взяв Скай под руку, Адам двинулся к своим родителям.
— Какая наглость! — воскликнула видевшая эту сцену Габи. — У нее просто нет стыда! Что она от тебя хотела, сын мой?
— Она хотела поговорить.
— Ха! — сердито воскликнула мать Адама. — Атенаис де Монтуар никогда не отличалась особым талантом в беседе. Скорее, ей нужен муж, и теперь, когда она богата и знатна, она решила заполучить тебя!
— Ты же помнишь мама, Атенаис разорвала нашу помолвку, когда узнала, что я бесплоден. Сомневаюсь, чтобы она изменила свое мнение за двадцать лет, и кроме того, я совершенно не интересуюсь этой сукой.
— Сын, — сказала Габи де Савиль, — мужчины бывают так глупы. Атенаис вовсе не нужны дети. Она отвергла тебя двадцать лет назад совсем по другой причине. Герцог де Беврон сделал ее отцу приличный подарок, и барон Буссак решил, что гораздо выгоднее выдать дочь за богатого старого герцога, чем за нищего английского дворянчика.
Это предложение казалось чудом — герцог богат и бездетен. Он открыто увивался за Атенаис — тогда еще девственницей, — и она использовала эту единственную свою добродетель, чтобы решить судьбу герцога! Говорят, когда герцог спросил ее отца, каково же будет приданое — а как ты знаешь, никакого приданого у нее и быть не могло, — то барон Буссак, — Габи понизила голос, — привел свою дочь, закутанную в плащ, в комнату, где они с герцогом обсуждали детали брачного контракта. Он сдернул с нее плащ — под ним на ней ничего не было! Герцога от страсти чуть не хватил удар. И тут барон ему говорит: «Вот, монсеньор, приданое моей дочери. Безупречное лицо и фигура. Никакое золото, которое я мог бы вам дать, не сравнится с этими достоинствами». И тут он снова прикрыл дочь плащом, и герцог, едва держась на ногах, подписал контракт.
