— Да поможет вам Бог, моя госпожа. Джинджи провел ее из гарема в комнаты принца и, открыв дверь, впустил ее внутрь и закрыл за ней.
— Как твой Джинджи соблюдает правила, — сказал принц. — Он мог провести тебя через сад, — и он указал рукой на широкие застекленные окна.
Эйден поняла, что в запущенный сад, который она видела из женской половины дворца, выходили и комнаты ее господина, что показалось ей разумным.
— Думаю, Джинджи боялся, что я заблужусь в этих зарослях, — сказала она, улыбаясь. — Можно нанять садовников из крестьян и расчистить сад? Мне бы очень хотелось увидеть, что же там растет на самом деле.
— Тебе нравится сад? — Он сидел перед низким столиком в удобном белом одеянии, вышитом по глубокому вырезу золотой нитью и персидским лазуритом, так идущим к его глазам.
— Мне нравится сад, — тихо сказала она. Он махнул рукой.
— Сядь рядом, Марджалла. — И одобрительно оглядел ее платье.
Она села рядом с ним, и он протянул руку и потрогал ее волосы.
— Мне всегда кажется, что они горячие, — сказал он с полуулыбкой. — Необыкновенный цвет. Моя мать француженка, и волосы у нее были золотистого цвета. Я всегда думал, что ни один другой цвет не может сравниться с ним, но теперь вижу, что ошибался.
— Я ничего не знаю о вашей стране и вашем народе, — сказала она. — Где находится Крым? Что за народ живет там?
— Моя земля лежит к северу отсюда на берегу Черного моря. Наш народ переселился из Азии очень давно. Нас называют татарами, но сегодня мы так же отличаемся от наших братьев на Востоке, как чернокожий отличается от белого человека. Хотя наши обычаи сохранились, внешность крымских татар изменилась из-за браков с женщинами этого края и, конечно, с женщинами-рабынями, такими, как моя мать, которые становились нашей собственностью. Наш народ гордый, свирепый и преданный. Мы скотоводы и по врожденным способностям, и по характеру. Однако, поселившись в Крыму, мы начали жить и в городах. — Он обнял ее за стройную талию. — Тебе сегодня на самом деле хочется прослушать урок по истории нашего народа, Марджалла? О татарах тебе, вероятно, следует знать одно — их мужчины страстные и сильные любовники.
Он поцеловал ее в плечо.
Ее первым желанием было отодвинуться. Она замужняя женщина. Но потом Эйден заставила себя сидеть спокойно. Прежняя жизнь кончилась, а этот мужчина — ключ к ее будущему. Пока он не сделал ничего, что бы вызвало ее недоверие и неприязнь.
— У меня никогда не было любовников, — тихо проговорила она.
— Разве твой муж не был твоим любовником? Его рот грел и дразнил ее кожу.
— Да, — ответила она, — был. Принц повернул ее к себе и забрал ее лицо в свои большие руки.
— Он не говорил тебе, что твои глаза напоминают грозовые облака, а золотые и черные искорки в них похожи на листья, которые крутит штормовой ветер?
Какую-то долгую минуту Эйден думала, что она задохнется, так трудно стало дышать. Он смотрел на нее ярко-голубыми глазами. Она никогда не видела таких глаз.
Пристально смотрел? Нет, это не те слова. Она не могла оторваться от его взгляда и чувствовала, что тонет в нем.
Отпустив ее лицо, он мягко провел ладонями по ее грудям.
— У тебя такая нежная кожа. Она похожа на самый тонкий шелк из Бурсы, Марджалла, гладкая и прохладная на ощупь.
Эйден почувствовала, как твердеют ее соски под его руками, и щеки ее вспыхнули. Она сглотнула и наконец сумела вдохнуть воздуха. Ее соски плотнее прижались к его рукам. От смущения она закусила губу. Она не девственница, но почему он так смущает ее? Ее сердце громко стучало, и в какой-то момент ей показалось, что она теряет сознание. Она не могла оторвать взгляда от его глаз, потеплевших от улыбки.
— Мне кажется, — сказал он тихо, — что я должен поцеловать тебя, мой бриллиант, — и завладел губами Эйден.
Его губы были твердыми и теплыми, и, к своему великому изумлению, она почувствовала, что ее собственные губы отвечают на его опытные ласки. Ласково, но требовательно он пробежал языком по ее губам, нежно заставив ее открыть их, и его язык оказался у нее во рту.
Касание их языков взорвалось внутри нее мешаниной ощущений, которые напомнили ей странный и замечательный фейерверк, когда-то виденный ею на королевском празднике. Она приникла к нему, чтобы не потерять сознание.
Его руки пробежали по ее волосам, и, отпустив ее голову, он смотрел на нее. Не говоря ни слова, он рассматривал ее лицо своими яркими голубыми глазами. К ее удивлению, в них читалась мольба, а не требование. «В этом человеке есть нежность», — подумала Эйден и удивилась этой мысли. Она не ожидала проявления в нем такой нежности, потому что Джинджи только и делал, что болтал о суровости татарских мужчин, а сам принц тоже дразнил ее, говоря, что мужчины его народа страстные и сильные любовники. Ей хотелось понравиться ему, ради своего будущего. Но внезапно перед ней возник образ Конна О'Малли, и, к своему полному ужасу, она расплакалась. Явид-хан обнял ее. Крепко прижимая ее к себе, он позволил ей излить накопившуюся тоску. Эйден приникла к нему, горестно рыдая. В то же время у нее мелькнула мысль, что таким образом нельзя завоевать его сердце. Но она ничего не могла с собой поделать. Когда ее горе излилось и рыдания стихли, она, не смея поднять голову, в отчаянии съежилась у него на груди. Почувствовав, что она успокоилась, Явид-хан тихо сказал:
— Я хочу знать правду, Марджалла. О ком ты грустишь?
"Какая теперь разница, о ком?» — печально подумала Эйден.
Вздрогнув, она подняла глаза и, встретив его серьезный взгляд, сказала:
— Я плачу о моем муже, господин. К ее удивлению, он кивнул.
— Я понимаю, о мой бриллиант. Ты любила его, и сейчас, когда он для тебя потерян, ты плачешь о прошлом. Я тоже делаю это, мой бриллиант, я тоже делаю это.
— Господин, — начала она, — я знаю, что должна быть благодарна вам за вашу доброту, и я в самом деле благодарна. Мне вправду хочется доставить вам радость, но так трудно забыть прошлое.
— Я знаю, — ответил он, — потому что и во сне и наяву думаю о людях, которые больше не существуют, не могут существовать. — Он погладил ее длинные мягкие волосы. — О мой бриллиант, я, наверное, единственный из всех мужчин, которым султан мог бы подарить тебя, понимаю, что ты чувствуешь. Сегодня первый раз после моей огромной утраты я потянулся к женщине за утешением. Мне нужно утешение, Марджалла! Разве ты сама не нуждаешься в нем?
Потрясенная его признанием так же, как и его ранимостью, она могла сказать только правду:
— Да, да, господин Явид, мне тоже нужно утешение. Притянув ее к себе, он нежно побаюкал ее, а потом сказал:
— Давай съедим вкусный ужин, который приготовил нам Хаммид. Он крепко потрудился, и эта еда, как он надеется, поможет нам заниматься любовью. Он служит мне много лет и тоже печалится о моей семье.
