Он забыл о госпоже Сен-Мишель и вспомнил о ней, когда леди Глита Холден поцеловала его с такой страстной опытностью, что он почти задохнулся. «Как различны, — подумал он, распуская шнуровку корсета своей любовницы, чтобы ласкать ее груди, — как различны поцелуи Глиты и поцелуи той девушки, которую я поцеловал раньше». Глита заворочалась в его объятиях.
— О чем ты думаешь? — спросила она. — Я думаю, что у тебя прекрасные груди, — ответил он, наклоняясь, чтобы поцеловать каждый сосок на крепких грудях, которые она подставила ему. Она на самом деле была красивой женщиной: изящная и не очень высокая, с прекрасной белой кожей и золотистыми волосами, слегка отливающими рыжиной, и глазами, голубыми, как вода в озере. Ее муж, благочестивый пуританин, получив от нее сына-наследника и дочерей-близнецов, предпочитал проводить время в молитвах, а не предаваться чувственной страсти с женой. Хотя ее дочери уже созрели для замужества, а ей самой было за тридцать, она по-прежнему сгорала от похоти. Конн не первый ее любовник, и ему не суждено стать последним. Они стали надоедать друг другу, и Конн недавно заметил, какими прелестными и зрелыми миниатюрными копиями своей матери были Грейс и Фейт Холден.
— Ты лжешь, — сказала Глита обидчиво. — Ты думаешь о другой женщине, разве не так?
— Какой? — возразил он. Глита презрительно фыркнула.
— Не знаю, о какой, но не обо мне, Конн. Каждая сучка при дворе нюхает у тебя под хвостом. Как я могу надеяться сохранить твою привязанность, если остальные вьются вокруг тебя, как пчелы возле сладкого цветка?
Это была необыкновенно благоприятная возможность, и он использовал ее.
— Ты хочешь сказать, что бросаешь меня, Глита?
— Думаю, это самое лучшее, Конн.
Той ночью они занимались любовью, а утром расстались по-хорошему. Однако Глита Холден пришла бы в ярость, узнав, что ее дочери-близнецы, быстро догадавшись, что их мать бросила еще одного любовника, начали подбираться к красивому ирландцу. У близнецов была внешность ангелов, но они потеряли свою девственность в тринадцать лет, спутавшись со своими кузенами, которые с радостью обнаружили, какими похотливыми и охочими до любовных игр оказались госпожа Грейс и госпожа Фейт.
Воспитанные в деревне по настоянию их отца, страшившегося порочного окружения, близнецы и их брат были брошены на попечение небрежных слуг. Лорд Эдвин Холден, барон Марстон, был кудесником в денежных делах, чьи советы были необходимы Елизавете Тюдор. Когда его сыну Эдварду исполнилось семь лет, а близнецам пять, мальчик был отдан на воспитание в другую знатную семью для получения образования. Его сестры, однако, оставались в деревенском доме в Кенте. Но два года назад их мать поняла, что им пора появиться при дворе, где легко найти подходящего мужа. Ведь рядом с их поместьем в Кенте нет молодых людей из аристократических семей.
Грейс и Фейт легко прижились при дворе. Всю свою жизнь они готовились к этому, и поэтому смена обстановки прошла без особых трудностей или неудобств. Молодые придворные джентльмены обнаружили, что девушки исключительно сведущи в разврате. Они были умны и не заходили слишком далеко, чтобы не потерять возможность заполучить мужей. Однако с Конном О'Малли дело обстояло по-другому. Он не был человеком, которого их отец мог бы считать подходящим женихом для любой из них. Ведь он — ирландец, и в придачу католик. Дамы любили поговорить о нем, но они никогда не слышали, чтобы Конн рассказывал о своих победах. Они были уверены, что могут весело провести с ним время и никто ничего не узнает. Прошло два года с тех пор, как они позволили себе удовольствие поиграть в плотские игры со своими кузенами.
Близнецы со знанием дела могли доставлять удовольствие друг другу, но, по их общему мнению, это было несравнимо с ощущением, когда в тебя погружается мужчина. Они решили, что лучше всего действовать напрямую. Конн, прибыв домой после трехдневного дежурства, в дополнение к своим обязанностям распорядителя увеселений обнаружил в своей постели двух обнаженных нимф.
— Черт возьми! — тихо ругнулся он, и его зеленые глаза загорелись от предвкушения, а усталость неожиданно улетучилась.
— Клуни, отправляйся спать!
Камердинер крякнул и без слов исчез из спальни, плотно закрыв за собой дверь.
Конн почувствовал, как улыбка расползается по его лицу.
— Госпожа Грейс и госпожа Фейт, — сказал он. — Как мило, что вы обе пришли навестить меня. Однако мне интересно, знают ли ваши родители, где вы находитесь.
Близнецы хихикнули, а Грейс сказала:
— Мы не девственницы, и с нами не занимались любовью с тех пор, как мы появились при дворе.
— Мы не осмеливались делать это из страха перед отцом. Узнай он, нам не видать хороших мужей, — вступила в разговор Фейт. — Вы ведь не выдадите нас, правда?
— Нет, милая, — сказал Конн, стаскивая с себя одежду и присоединяясь к ним. — Я весьма польщен, что вы считаете меня мужчиной, способным удовлетворить вас обеих.
— О, мы знаем, что нужно делать, чтобы мужской член оставался твердым, — прозаично сказала Грейс.
— Наши кузены научили нас этому, и мы достаточно долго упражнялись с ними, прежде чем приехали ко двору. Вас хватит на нас обеих.
Его несколько озадачили такие речи. Но он не стал раздумывать и, притянув к себе Фейт, жадно поцеловал ее, погрузив язык в ее рот, а в это время Грейс взяла его член в свой теплый рот и возбудила его.
Под руками Конна была теплая плоть, но Фейт отодвинулась от него и стала тереться о его лицо своими грудями с розовыми сосками. Он застонал, поймал сосок и стал сосать его. Потом Грейс взгромоздилась на него и, подавшись вниз, ввела его член в свою горячую глубину, в то время как Фейт, широко расставив ноги, накрыла его голову, предлагая ему угощаться своей сокровенной плотью.
Близнецы не лгали, когда говорили о своей опытности в любовных утехах. Всякий раз, когда он был близок к тому, чтобы излить себя, они, казалось, чувствовали это и отступали, меняя позы и начиная все сначала до тех пор, пока ему не стало казаться, что он взорвется, настолько неистовой была его страсть. Он понял, что не может управлять положением, и чувствовал себя неловко, потому что его состоянием умело руководили Грейс и Фейт. Только тогда, когда они посчитали это возможным, ему разрешили излить свою страсть.
Возбудившись, они превратились в бешеных фурий, для которых не было ничего запретного. Сначала Конн пришел в восторг от своей удачи, но потом, по мере того, как шли часы, понял, что они убьют его своими любовными играми, если он не овладеет положением. Он начал отталкивать от себя Грейс, когда та снова пыталась вскарабкаться на него.
— Нет! Теперь, милая, я буду делать по-своему, — сказал он, а когда она запротестовала, он сел и, перекинув ее через колено, похлопал ее по пухлым ягодицам и столкнул с кровати на пол. Удивленная Грейс начала хныкать, но Конн не обратил на нее внимания и, оседлав с размаху более уступчивую Фейт, резко вошел в нее и яростно скакал на ней, пока наконец не извергнул свое семя в великолепном бурном взрыве, после которого почувствовал себя измученным и опустошенным.
