Рот Уильяма Харборна затвердел, и он сильно стукнул рукой по дубовому столу, за которым сидел, отчего резко подпрыгнули стоящие на нем оловянные кружки.
— Черт бы вас побрал, вы, тупоголовый ирландец! Вбейте это в свою упрямую башку. Турецкий султан не какой-нибудь болван. Хотя я уверен, что он высоко оценит остроумную уловку, которую вы только что предложили мне, и от души посмеется над ней, ответственность за испорченные дружественные отношения он все равно возложит на английское правительство, что будет справедливо. — Посол повернулся к Конну. — Вы, конечно, это понимаете, лорд Блисс?
— Вы продолжаете повторять, что у меня нет надежды вернуть свою жену, сэр, — спокойно сказал Конн, — а я не могу смириться с этим. Я также против предложения моего брата, хотя оно сделано с добрыми намерениями. Должен быть еще какой-нибудь способ, он просто не приходит нам в голову.
— Если такой способ и существует, милорд, — сказал посол, — я не в состоянии придумать его.
— Однако, добрые сэры, это могу сделать я! — раздался голос от двери, и в комнату медленно, ковыляя и опираясь на трость с серебряным набалдашником, вошла Эстер Кира, поддерживаемая маленьким черным пажом.
— Благодарю тебя, Юсеф, — сказала она мальчику, — теперь беги к паланкину и жди меня. Под подушками, деточка, найдешь мешочек с турецкой халвой.
Радостно ухмыльнувшись, мальчишка выбежал из каюты, жадно облизываясь в предвкушении угощения.
При появлении Эстер Кира Конн вскочил и помог старухе усесться на удобный стул, одновременно задавая ей вопросы:
— Что случилось, Эстер Кира? Вы хотите сказать, что можете помочь нам? Почему сейчас это стало возможным?
Старуха, поблескивая глазами, с помощью Конна устроилась на стуле. Она быстро рассказала о событиях, происшедших в последний час во дворце. Затем, переведя дух, объяснила, что лодочник-еврей, который из султанского дворца вывозит в море тела, в настоящее время является ее должником. Он поможет им освободить Эйден, и его молчание гарантировано. Окончив рассказ, Эстер Кира засунула руку в складки своего широкого парчового платья и вытащила сложенный квадрат сиреневого шелка, который дала Конну.
— Разверните его и наполните чем-нибудь тяжелым, милорд. Вы меня понимаете?
Сердце Конна бешено заколотилось.
— Да, Эстер Кира, понимаю.
— Вы должны отплыть сразу же после того, как я уйду с корабля, — сказала она. — Если у вас остались в городе люди, пусть их подождет один из ваших кораблей. Условьтесь, как вы встретитесь с ними, но отплывайте сейчас же. У вас всего одна возможность, господин, потому что Авраам бен Якоб не будет останавливаться. Все должно быть сделано, когда и лодка и корабль будут двигаться. Хотя маловероятно, но вас могут заметить, если вы остановитесь для передачи груза. Поставьте свой корабль так, чтобы он заслонил со стороны дворца лодку Авраама и скрыл ваши действия.
— Как я могу отблагодарить вас, Эстер Кира? — спросил Конн, беря руки старой женщины и горячо целуя их.
— Не благодарите меня, лорд Блисс, — спокойно ответила она, — потому что, не вмешайся в это дело судьба, я бы не смогла освободить вашу жену, так как никогда бы не предала правящую Оттоманскую семью. Теперь я должна рассказать вам о событиях нескольких последних недель, не столько ради вас, сколько ради госпожи Марджаллы, которая была моим другом и которая, как я поняла, женщина добрая и достойная. После того как Явид-хана убил его сумасшедший брат, госпожа Марджалла отправилась к султану, ища защиты. Явид-хан освободил ее по закону, когда женился на ней, но, даже зная об этом, султан взял ее в свой гарем, заявив, что утрата бумаг, подтверждающих освобождение из рабства, ставит под сомнение ее положение как свободной женщины. Это была всего лишь придирка, султан знал, что принц Явид-хан ходил к судье. Он знал, что Марджалла говорит правду, но похоть оказалась сильнее чести. Никто ничего не мог сделать, чтобы помочь Марджалле. Ее положение осложнялось тем, что султан жаждал обладать ею. Он не дал ей времени оплакать ее утрату, а госпожа Марджалла любила принца и очень горевала о нем. Вместо этого он почти сразу принудил ее лечь к нему в постель, и именно это, как я считаю, довело Марджаллу до помешательства. Только помешанная осмелилась бы броситься на султана с ножом для фруктов.
— Помешанная? — Люди в каюте произнесли это одновременно, а потом Конн сказал:
— Вы хотите сказать, Эстер Кира, что моя жена сошла с ума?
— Да, мой господин, это я и хочу сказать. Но я прожила долгую жизнь и многое повидала. Думаю, что недомогание вашей жены, вызванное гневом и беспомощностью в этом положении, временное. Как только она очнется от сна, который вызван моим снадобьем, и увидит вас, я уверяю, она начнет выздоравливать. Конечно, если вы предпочтете не использовать эту возможность, вы можете просто уплыть из Стамбула, и Марджаллу утопят. Она не почувствует ни боли, ни страха, потому что я дала ей снотворное. Вам не нужно будет терзаться угрызениями совести на этот счет.
— Возможно, это было бы лучше, Конн, — сказал Брайан О'Малли. — Бога ради, приятель, если она помешалась, ты не сможешь иметь от нее детей. Все кончено, и тебе, Конн, лучше смотреть правде в глаза.
Конн медленно поднялся и, подойдя к своему старшему брату, одним мощным ударом свалил его на пол. Потом, рывком поставив Брайана на ноги и глядя прямо ему в глаза, сказал:
— Эйден моя жена, Брайан. Я не позволю утопить ее в мешке, как ненужную кошку. По какой-то причине, которую я не понимаю, мне кажется, что ты никогда никого не любил. Я не сомневаюсь, что, если бы такое произошло с твоей Мегги, ты бы смирился с ее потерей и взял бы себе другую жену. Ты бы так сделал, Брайан, а я нет! Эйден — это моя жизнь, потому что она единственная женщина, которую я любил и которую буду любить всегда. Ты меня понял?
— Понял, — сказал Брайан, отрывая стиснутый кулак младшего брата от своей рубашки. Потом он ухмыльнулся. — Ты, Конн, все-таки кельт, несмотря на свои английские манеры.
Эстер Кира встала со стула.
— Я не могу больше задерживаться, господин, — сказала она. — Меня ждут во дворце. Пусть Господь будет милостив к вам в вашем деле и поможет вам благополучно добраться до Англии.
— Чем я могу отблагодарить вас, Эстер Кира? — снова спросил Конн, и его глаза наполнились слезами.
— Как можно оценить человеческую жизнь, мой господин? — серьезно спросила она. — Я не знаю, да и нет таких ценностей, стоимость которых можно сравнить с жизнью вашей жены. — И, опираясь на предложенную руку английского посла, она вышла из комнаты.
Проводив старуху до паланкина, Уильям Харборн быстро вернулся в каюту капитана.
— Передайте ее величеству, сэр Роберт, что все идет хорошо, так, как мы и рассчитывали. Я постоянно препятствую действиям французов. Думаю, ей будет приятно услышать об этом.
— Несомненно, — согласился Робби. — Благодарю вас, господин Харборн, за всю ту помощь, которую вы оказали нам в этом деле.
