Конн приподнялся на локте и посмотрел на нее.
— Скажи мне правду, Эйден. До Двенадцатой ночи, когда я получил причитающийся мне штраф во время нашей игры в жмурки, ты когда-нибудь целовалась? Играла ли ты когда-нибудь в игры, которыми так увлекаются мужчины и девушки при дворе?
— Нет, — тихо ответила она.
— За тобой когда-нибудь ухаживал мужчина?
— Нет.
— Тогда за тобой нужно ухаживать, любимая, потому что я не могу лишить тебя той радости, которую должна испытать каждая девушка. — Он наклонился и коснулся ее губ своими губами.
Эйден почувствовала, как дрожь пробежала по ее телу, когда он коснулся ее, и ее губы разжались. Она начинала понимать, почему так много женщин уступают Конну. Он умел убеждать и был романтичным мужчиной.
— Вот так, душечка, — пробормотал он, прижимаясь к ее губам. — Позволь мне полюбить тебя немного. Я не обижу тебя.
Он целовал ее шею и впадинку за ухом. Она задрожала, когда его рот оказался в этом месте. О-о-о! Она вспыхнула, стыдясь проявления своих чувств, но кажется, это доставило ему удовольствие. Его пальцы скользнули в ее волосы и обхватили ее голову. Он поцеловал ее ухо, издавая при этом нежное бормотанье. Она чувствовала, как возбуждается сама, и подумала, что, если бы знала, чего он хочет, она бы позволила ему сделать это. «Я чего-то хочу, но не знаю чего! Должна ли быть жена такой бесстыдной? О Боже, хотела бы я знать! И тем не менее я не хочу, чтобы он считал меня еще одной легкой добычей, чтобы я надоела ему так же быстро, как и остальные…» Она была сладостной! Великий Боже, его восхитительная невинная жена оказалась такой сладостной. Он был потрясен, когда неожиданно ему в голову пришла мысль о том, что Эйден именно та женщина, которую он искал всю свою жизнь! Он не понял, как он узнал об этом, но знал, что это так. В это самое мгновение его желание стало быстро возрастать. Он хотел заниматься любовью с этой девушкой, с которой он встретился всего два дня назад. Ему хотелось сорвать аккуратную ночную рубашку и погрузиться в ее мягкость. Теплый сладкий запах ее тела, пахнущего лавандой, дразнил его, но, как более опытный из них двоих, он должен обращаться с ней ласково и нежно. То, что произойдет между ними сегодня ночью, определит характер их супружеской жизни. Он пожалел о том, что они так мало знали друг друга.
— Тебе нравится, когда тебя целуют, душечка? — нежно спросил он.
Слегка смущаясь, она открыла глаза и взглянула на него. В первый раз он смог точно определить цвет ее глаз. Они были серыми, серебристо-серыми с крошечными золотистыми искорками, которые напомнили ему листья на воде пруда в октябре. Ее взгляд был застенчивым, но твердым.
— Да, милорд, — сказала она тихо. — Мне нравятся твои поцелуи, — и неожиданно в ее глазах мелькнул огонек, — но ведь мне не с чем сравнивать их, поэтому мое суждение не может быть правильным.
Конн тихо засмеялся, одновременно чувствуя что-то похожее на смущение. Она, конечно, чрезмерно честна.
— Поскольку я не собираюсь заставлять тебя делать сравнения, душечка, я рад, что доставляю тебе удовольствие. Сейчас спи, Эйден, жена моя. Завтра мы должны рано выезжать. Мне что-то не нравится погода, а нам надо проехать еще много миль. Подозреваю, что надвигается снежная буря. Остается только надеяться, что мы доедем до Перрок-Ройял прежде, чем она начнется.
Эйден улыбнулась, а потом, повернувшись на бок, постаралась заснуть. Повернувшись к ней, Конн прижал ее к себе. Сердце Эйден подпрыгнуло, когда он легко поцеловал ее в шею, но потом отодвинулся и вскоре тихонько захрапел. Она чувствовала на своем затылке его дыхание, которое слегка щекотало ее. Лежа в его объятиях, она обнаружила, что ей нравится такая супружеская близость. Эта близость теплым медом залила все тело, расслабляя ее, и она глубоко вздохнула, а когда сделала это, его объятие стало чуть-чуть сильнее. Она уснула с легкой счастливой улыбкой на лице.
Глава 4
На следующее утро, к своему удивлению и смущению, Эйден была разбужена быстрым дразнящим поцелуем. Конн уже встал и оделся, хотя за окном было еще темно. Эйден обрадовало, что в камине горел огонь, но, несмотря на это, полы были холодными как лед.
— Доброе утро, душечка! Ты выглядела такой миленькой и так спокойно спала, что мне было жалко будить тебя. Однако уже начало пятого, а мы должны выехать самое позднее в пять. В гостиной накрыт скромный завтрак, ничего особенного, только немного овсяной каши, хлеб, мед и вино, но этого хватит, а жена хозяина собирает нам большую корзину в дорогу.
Его энергия поразила ее. Она и не подозревала о такой активности, однако они так мало знакомы. Все ее знание ограничивалось восхищенными рассказами его племянника и придворными сплетнями, которые загадочным водоворотом окружали ее мужа, самого красивого мужчину двора. Конн был личностью, о которой восхищенные мужчины и женщины слагали легенды, но очень немногое в этих рассказах раскрывало настоящего человека, человека, которого она только сейчас начинала узнавать. Она увидела за внешностью галантного, красивого и изысканного придворного чрезвычайно способного человека.
— Благодарю, милорд. Как предусмотрительно с твоей стороны подумать о горячем завтраке. У меня волчий аппетит! — Она соскочила с кровати, поморщившись от прикосновения к холодному полу.
Они тронулись с постоялого двора незадолго до пяти утра. До восхода оставалось еще два часа, но убывающая луна, то показывающаяся, то скрывающаяся за тучами, освещала дорогу своим неверным светом. В течение следующих нескольких дней погода продолжала портиться, но снег пошел только тогда, когда показались трубы Перрок-Ройял.
Конн пришел в восторг, впервые увидев Перрок-Ройял. Это был очень старый дом из серого камня, все четыре стены которого плотно обвивал темно-зеленый плющ. Дом был построен в 1460 году каким-то дворянином, который, пытаясь снискать благосклонность короля, соорудил на своих землях простенький охотничий домик. Он был не очень большим и предназначался для пребывания в нем всего нескольких охотников. Сен-Мишели не знали, получил ли хозяин дома какой-то щедрый дар от своего монарха, но в исторических записях отмечалось, что королевская семья посещала Перрок-Ройял всего лишь два раза. Первый лорд Блисс определил, что дом прочный. Но для того чтобы семье было удобно жить в нем, требовалось сделать многое. Он перестроил Перрок-Ройял, увеличил окна и добавил несколько кирпичных труб, которые возвышались над остроконечными, занесенными снегом крышами из котсуолдской черепицы. Он оставил первый этаж здания практически нетронутым, но на втором этаже, по словам Эйден, многое переделал. Она рассказала мужу, что там, где был когда-то единственный большой зал, сейчас находилось несколько спален, расположенных вдоль главного коридора.
Первоначально в поместье входило двести акров оленьего парка, от которого и пошло название поместья. На старом английском Перрок-Ройял означало «Королевский парк». Однако олени не принесли доходов, содержимое скудного королевского кошелька не увеличилось. Поэтому Генрих VII подарил это небольшое поместье прадеду Эйден в обмен на его великодушие по отношению к принцу Артуру.
