От удивления и возбуждения Нен чуть было не уронила ночную рубашку своей хозяйки.
— Я? — ахнула она. — Экономка в Клерфилде? О, миледи! Да! Мне бы этого и вправду хотелось.
— Сумеешь ли ты справиться с этим? Мой муж захочет убедиться, что ты достаточно опытна, прежде чем позволит мне сделать это. Непохоже, что мы будем вечно развлекаться при дворе, Нен, но я намерена принимать гостей в любое время, поэтому хочу, чтобы во всех отношениях Клерфилд стал образцовым домом.
Нен выпрямилась, приняв величавый вид.
— Я служу в этом доме с тех пор, как ваша мать, благослови ее Господь, привезла нас из Ирландии много лет назад, миледи. Я была кормилицей, потом, пока вы росли, Мег, служанка вашей матери. Господь, упокой ее душу, научила меня быть настоящей камеристкой. Я действительно быстро выучилась, правда! Я всегда держала ухо востро, как вы сами знаете, миледи. Я знаю, как правильно вести хозяйство, и знаю, что смогу быть хорошей экономкой для вас, если вы позволите, — с восторгом сказала она. Камеристка делала гигантский прыжок вверх по служебной лестнице своего класса.
— Тогда, если милорд даст на это согласие, Нен, вопрос решен. Ты станешь экономкой в Клерфилде, а Нельда станет моей старшей камеристкой. — Решив так, новоиспеченная леди Бурк встала и вылезла из лохани.
Нен и Нельда подбежали с большими нагретыми полотенцами, потом Нельда слегка напудрила свою хозяйку душистой пудрой. Нен стояла наготове с шелковой ночной рубашкой хозяйки того же аметистового цвета, что и глаза Валентины. Натянув ее через голову хозяйки, она распустила длинные темные волосы Валентины, которые были заколоты, когда она садилась в лохань. Нем энергично расчесала блестящие волосы щеткой из свиной щетины, от которой исходил аромат ландыша.
— Будете ложиться, миледи? — вежливо спросила Нен.
— Пока еще нет.
Нен с дочерью суетливо двигались по комнате, заканчивая уборку. Они проверили в камине угли и аккуратно сгребли их в кучу, проверили, полон ли графин с вином, аккуратно откинули покрывало на кровати, чтобы она выглядела привлекательно. Покончив с работой, они вежливо поклонились, пожелали хозяйке большого счастья и удалились.
Валентина осталась одна. Она не позволила им задернуть тяжелые бархатные драпировки, потому что ей нравилось, как лунный свет заливает комнату. По небу поплыли облака, и Валентина отвернулась от окна и осмотрела комнату. Это была ее спальня. Она спала здесь всю жизнь. Она выросла в этой комнате. Казалось странным, что ей предстоит провести в этой комнате первую ночь в качестве жены Патрика. Как же будет отличаться эта ночь от ее первой брачной ночи с бедным Эдвардом Бэрроузом!
Валентина вздрогнула и с удивлением поняла, что ей страшно. Это было странно, потому что девственницей она не была и уже занималась любовью с Патриком. Конечно, прошли месяцы после их последнего сладкого свидания с Эросом, и после этого был Чикала-заде-паша. Молодая леди Бурк страшно хотела последовать совету своей свекрови. Она хотела предать визиря забвению, но вдруг ей стало страшно, что она не сможет этого сделать. На мгновение она почувствовала, что, может быть, она не готова сейчас к брачным отношениям Но если не сейчас, в брачную ночь, то когда же?
— Будь он проклят! О, будь ты проклят! — судорожно прошептала она. Визирь добился своего. Он украл у нее радость первой брачной ночи.
— Кто должен быть проклят? — Лорд Бурк бесшумно вошел в спальню жены, одетый в темно-синий стеганый бархатный халат, доходивший ему до щиколоток. Он пересек комнату и обнял ее.
— Никто, — солгала Валентина. — Это не важно, милорд.
— Это хорошо! — сказал он. — Я не позволю ничему отвлекать тебя от исполнения обязанностей жены, мадам.
— Каких обязанностей, милорд? В качестве вашей жены у меня много обязанностей, — сказала она лукаво.
— Твоих обязанностей в постели, голубка, — пробормотал он, ласково смотря на нее. Наклонив свою темную голову, он прижался к ней носом.
— Ах, Вал, как ты хорошо пахнешь!
Его губы зарылись у нее на шее, а ее руки обхватили его. Он начал нетерпеливо расстегивать маленькие жемчужные пуговички ее рубашки, а когда раскрыл ее до середины, стал жадно целовать ее груди. Секундой позже он спустил рубашку ей на бедра, позволив ей с шелковым шуршанием свалиться на пол.
— Патрик! — Она сама услышала, как сорвался ее голос. Он подхватил ее и ласково опустил на кровать. Ничего не говоря, он стоял, глядя на нее сверху вниз. Потом он сбросил халат, и отблески огня заиграли на его большом обнаженном теле, отчего при слабом свете комнаты оно казалось литым. Он склонился к ней, и в эту секунду Валентину охватил беспричинный страх. Тихо вскрикнув, она стала отползать от него по кровати.
Последовала минута потрясенной тишины. Патрик взял ее за плечо и притянул к себе.
— В чем дело, голубка? — Ее испуганные глаза рвали ему сердце. — Вал, в чем дело? — Он нежно заключил ее в свои теплые объятия.
— Я не могу! — прошептала она так тихо, что он почти не услышал ее. — Я не могу быть твоей женой в полном смысле этого слова, Патрик. О Господи! Прости меня! Прости меня! Мне не нужно было выходить за тебя замуж, Патрик, но я так тебя люблю! — Она заплакала, задыхаясь в рыданиях.
— Голубка, голубка! Если ты действительно любишь меня, нет ничего, чего бы мы не могли преодолеть вместе, — спокойно сказал он. Его большая рука гладила ее волосы. — Что бы Чикала-заде-паша ни сделал с тобой, Вал, он сделал это просто от похоти.
Он дал ей немного поплакать, потом продолжил.
— Существует много способов, с помощью которых мужчина может заниматься любовью с женщиной. Я подозреваю, что визирь испробовал на тебе все эти способы. Я буду любить тебя многими способами, милая, но я буду любить тебя, а не оскорблять. Ты можешь поверить мне. Вал, что я доставлю тебе удовольствие?
Она вздрогнула.
— Мне так страшно, Патрик, и я знаю, что так не должно быть. Я не неопытная девушка, чтобы плакать и жаловаться в брачной постели.
— Я только дважды любил тебя, Вал, — напомнил он ей мягко. — В первый раз в этом доме. Ты помнишь?
— Конечно, помню! Был бы ужасный скандал, если бы нас поймали. — Она улыбнулась.
— Второй раз я любил тебя в юрте Борте Хатун, после того как ты испытала ужасные страдания.
— Да, — сказала она тихо, — но дело совсем не в том, Патрик.
— Скажи мне, в чем, голубка, — начал он уговаривать ее. Она глубоко вздохнула.
— Когда Тимур-хан и его люди мучили меня, это было ужасно. Страшно! И все же через несколько часов ты освободил меня. Я изо всех сил боролась с Тимур-ханом и его людьми, и хотя то, что они сделали со мной, было невыносимо, я не подверглась истинному насилию. С Чикала-заде-пашой все было по-другому. Твоя мать говорит, что тело женщины, умело возбуждаемое, может откликнуться даже на мужчину, которого она презирает. Сейчас я понимаю это, но у меня остался ужас от того, что мне придется покориться какому-то мужчине. Даже мужчине, которого я люблю. О… — простонала она беспомощно. — Разве ты можешь понять?
