— Это был бы кровавый парламент, и милорд Эссекс, который сейчас стоит, одетый во все черное, мог бы носить кроваво-красную мантию! Но наступила кара Господня, и из своего графского рода он будет Робертом Последним, хотя полагал, что будет королем Робертом Первым! — закончил сэр Эдвард.
Свидетели присягали и давали показания один за другим, по мере того как медленно тянулся день. Были выслушаны показания графа Ратленда, лордов Кромвеля, Сендиса, Маунтджая и Деверекса и отчима Эссекса, лорда Бланта. Постепенно, как слои в луковице, обнажалось предательство графа Эссекса. Эссекс, который начал наконец понимать, что на этот раз ему не избежать возмездия, обвинил Роберта Сесила в благосклонном отношении к притязаниям испанской инфанты на английский трон. Сесил, который следил за процессом из соседней комнаты, ворвался в зал. Встав на колени, он умолял лорда Бакхерста разрешить ему самому защитить себя от клеветы графа.
— Здесь нет ни одного человека, который поверил бы в такое, господин Сесил, — уверил его лорд Бакхерст.
Маленький Сесил, горбатый и слабый, с белым от ярости лицом продолжал настаивать.
— Милорд Эссекс, — начал он удивительно сильным голосом, — разница между мной и вами огромна. По части сообразительности я уступаю вам, у вас она необыкновенна. Я уступаю вам по знатности. Я незнатного рода, хотя и джентльмен. Я не фехтовальщик, здесь у вас тоже есть преимущество. Но на моей стороне чистота, совесть, правда и порядочность, чтобы защититься от позора и уколов клеветнической болтовни. И я стою перед судом, как честный человек, а вы, ваша светлость, как преступник.
По залу пронесся гул согласия. Граф Эссекс не мог смотреть на сэра Роберта, который продолжил:
— Я клянусь перед Богом, что я любил вас и ценил ваши достоинства, и я взывал к Богу и королеве, которой говорил, что ваши несчастья сделают вас достойным слугой ее величества, ожидая только подходящего момента, чтобы уговорить королеву снова пригласить вас ко двору. Я охотно бы встал на колени перед королевой ради вашей светлости, но сейчас, когда вы оказались волком в овечьей шкуре, я снимаю с себя ответственность! Слава Господу, сейчас мы знаем, кто вы такой! Я призываю вас, сэр, назвать имя члена Совета, которому я когда-нибудь говорил, что притязания инфанты имеют преимущество по сравнению с другими. Это просто клевета. Это не что иное, как вымысел!
Эссекс молчал, но граф Саутгемптон вскочил и крикнул:
— Это был сэр Уильям Коллиз, милорды! Я клянусь честью моей матери!
За дядей Эссекса немедленно послали, чтобы решить спор. Он прибыл, чрезвычайно удивленный приглашением. Он был приведен к присяге, и ему были повторены показания. Он подумал секунду, а потом сказал:
— Меня совершенно не правильно процитировали, милорды. Господин секретарь Сесил и я некоторое время назад обсуждали запись, в которой перечислялись титулы людей, претендующих на трон. Он сказал, что считает необыкновенным бесстыдством ставить притязания инфанты на английский трон наравне с притязаниями других претендентов. Он сказал, что считает ее притязания незаконными. Никогда, милорды, он не относился благосклонно к этим притязаниям, и никогда я не приписывал таких слов Роберту Сесилу.
Когда в зале улегся шум облегчения, граф Эссекс стал настаивать.
— Слова сэра Роберта были переданы мне в ином смысле, иначе я бы не обвинил его.
— Нет, милорд. Ваша светлость, руководствуясь злобой по отношению ко мне, желает выставить меня в гнусном свете, не имея на то должных оснований, — вдохновенно ответил Сесил. — Я умоляю Бога простить вас за тот сознательный вред, который вы причинили мне.
Был объявлен перерыв, чтобы пэры и судьи могли вынести свое решение. Освежившись пивом и выкурив трубки, они вернулись в зал суда, чтобы объявить приговор. Пэры по очереди вставали, чтобы ответить на задаваемый им вопрос.
— Милорд, виновен ли Роберт, граф Эссекс, в измене? Виновен ли в измене граф Саутгемптон?
— Виновен. — отвечал каждый.
Оба графа снова встали перед судом, чтобы выслушать приговор. Эссекс, к всеобщему удивлению, принял свой жребий с подобающим приличием, даже попросив, чтобы из приговора исключили юного Саутгемптона. Приговор был объявлен двоим. Смерть через повешение, колесование, четвертование. Однако, поскольку они были пэрами Англии, им предстояла более милосердная смерть через обезглавливание. Тем не менее эта смерть была смертью предателей.
Обоих провели под стражей по улицам Лондона, над ними держали топор, острие которого было повернуто в их сторону, чтобы глазеющие толпы знали, какой вынесен приговор. Было начало седьмого, и начал падать снег.
Роберт Эссекс встретил смерть так же, как он относился ко всему: с воодушевлением. Наставляемый преподобным Эдби Эштоном, он очистил свою душу и написал полное признание на четырех страницах, обвиняя своего отчима, Кристофера Блан-та, свою сестру, леди Рич, своего секретаря, мистера Каффа, и лордов Маунтджоя и Деверекса в качестве главных заговорщиков, подтолкнувших его к безрассудному поступку. Ему ни разу не пришла в голову мысль написать своей убитой горем матери или забытой жене. Он покончил с земными заботами и хотел одного: посвятить оставшиеся часы спасению своей души. Немного осталось в кающемся молодом человеке от самонадеянного, честолюбивого графа Эссекса, за исключением того, что он по-прежнему думал только о себе.
Валентина понимала, каким трудным было это время для Елизаветы. На столе королевы лежал смертный приговор Эссексу. Королеве было необходимо подписать его, но как же трудно ей было сделать это. Капитан Том Ли был арестован у дверей личной комнаты королевы при попытке осуществления безумного плана силой заставить Елизавету помиловать графа. За свою дерзость он поплатился головой. Валентина сомневалась, кончатся ли когда-нибудь заговоры.
Кузина королевы Леттис Коллиз, леди Блант, сумела заговорить с королевой, когда та утром после вынесения приговора шла в личную часовню. Леттис, бывшая когда-то bete noire [27]
королевы, сейчас распростерлась ниц перед кузиной, умоляя ее сохранить жизни сына и третьего мужа.
— Оставьте Робина охладить свой пыл в Тауэре, умоляю вас, но сохраните ему жизнь!
— Что? — в ответ спросила королева. — Вы с ума сошли, Леттис? Или вы хотите, чтобы эта змея, которую вы породили, получила еще одну возможность уничтожить меня? Разве не он сам признался, что Англия слишком мала, чтобы мы существовали там вместе? Оставьте меня в покое! Сколько раз доставлял мне неприятности ваш неблагодарный отпрыск!
— Но как насчет Кристофера, Бесс? Он не может повредить вам. Он же был просто сторонником, а не зачинщиком. Я никогда не была такой счастливой, с тех пор как стала его женой. Умоляю вас, не отнимайте его у меня тоже! — Слезы струились по ее лицу, оставляя грязные следы на щеках.
Она тоже стареет, думала королева с долей удовлетворения, а потом влепила Леттис пощечину.
