На острове водились козы, и команда убила нескольких и изжарила. Лорд Бурк упал и сильно растянул лодыжку, когда пытался поймать одно из животных. Вопреки протестам его отвезли на «Архангел», чтобы судовой врач мог убедиться в том, что лодыжка не сломана.
— Афродита услышала мои молитвы, — пробормотал граф Эшберн, когда плоскодонка увозила лорда Бурка с острова. — Я должен принести ей самые щедрые дары, божественная. Пойдете со мной?
— Ах, Том! Постыдитесь! Нехорошо так говорить. Бедный Патрик! — сочувственно воскликнула Валентина.
Граф думал о том, как чудесно она выглядит в простой белой шелковой рубашке и темно-зеленой полотняной юбке. В рубашке с голыми плечами она была похожа на крестьянку. Длинные черные волосы были собраны в узел одной белой шелковой лентой, вышитой крошечными горошинами жемчуга.
— Но неудача лорда Бурка — это моя удача, божественная. В течение нескольких недель у меня не было ни единой возможности побыть с вами наедине, и, черт побери. Вал, я не жалею, что мой соперник удален со сцены. Если бы я не сказал это, я был бы лицемером. Патрик пострадал не очень серьезно, поэтому не тратьте на сочувствие то время, которое можно потратить, чтобы убедиться, как я обожаю вас. — Он обнял ее за талию и притянул поближе. — Погуляйте со мной. Вал. Давайте поищем цветов, которые мы возложим на жертвенник Афродиты, этой замечательной дрянной богини, чей простой каприз мог изменить жизнь смертного в лучшую сторону. Или в худшую.
— У вас поэтическая душа, Том, — сказала она, глядя на , него и улыбаясь.
— Это всего лишь лепет влюбленного мужчины. Вал, — ответил он, внимательно всматриваясь серыми глазами в ее лицо, пытаясь понять, одобряет ли она его поведение. Он был доволен, что его слова вызвали слабый румянец на ее щеках.
Они вместе поднимались по узкой тропинке от берега к высокой части острова. Там перед ними открылось поле распустившихся алых, пурпурных и белых маков, тихонько качающихся под легким ветром. Точно на середине поля стояло белое мраморное здание. На руины оно не было похоже. Здание было квадратным, выходя на все четыре стороны портиками, устроенными так, чтобы солнечный свет проникал в храм.
Прямо в центре храма стояла огромная статуя обнаженной богини, выходящей из моря, в соответствии с легендой, описывающей ее рождение. Статуя, находящаяся в отличном состоянии, была сделана из полированного белого мрамора с легким розоватым оттенком. Она была так же прекрасна, как и в тот день, когда была установлена в храме. В своем убежище с портиками она была защищена от разрушительного действия дождя и солнца. Богиня стояла на пьедестале из белого мрамора, испещренного темно-красными прожилками, и попирала ногами большую створчатую раковину из такого же мрамора, которая служила ей жертвенником. В нем сохранились остатки даров прежних посетителей храма.
Валентина разложила на жертвеннике охапку собранных цветов. Потом с улыбкой обратилась к графу:
— Как вы считаете, это удовлетворит богиню, милорд?
— Нет, — тихо ответил он, — но вот это, возможно, удовлетворит. — Притянув ее к себе, он поцеловал ее, и, когда его губы нежно дотронулись до ее губ, у Валентины перехватило дыхание. Расхрабрившись, он стал покрывать легкими поцелуями все ее лицо, зарумянившиеся щеки, дрожащие ресницы, уголки рта, кончик носа.
— О, божественная, — сказал он, забирая ее лицо в свои ладони. — Я восторгаюсь вашей сладостью. Я обожаю вас, Валентина. Не может быть, чтобы я хоть немного вам не нравился!
Она открыла глаза и посмотрела ему в лицо, и на миг ей стало понятно, как легко его можно обидеть.
— Том, — сказала она шепотом, потому что говорить громко в таком месте казалось недопустимым. — Том, я не знаю, что я чувствую! Не торопите меня, прошу вас, потому что сейчас я не могу ничего решать.
— Подарите мне немного любви, божественная, — молил он. — Позвольте мне любить вас здесь, в этом месте, посвященном любви! — Он стал на колени и потянул ее за собой. Снова он целовал ее, но на этот раз его поцелуи стали более требовательными.
Она бормотала что-то протестующее, когда он стянул вниз ее шелковую рубашку, открыв теплому ветру ее груди. Его поцелуи обжигали ее душистую кожу, и, наконец, его рот задержался на ее свежем розовом соске. Она хватала ртом воздух, понимая, что должна остановить его, но почему-то не могла собраться с силами, чтобы оттолкнуть его.
Он несколько минут целовал и сосал один сосок, прежде чем перешел на другой. Его рука скользнула ей на ягодицы и обхватила их, пока он увлекал ее вниз, на пол храма. Он осторожно поднял ее юбки, обнажив ее длинные ноги в черных кожаных ботинках и белых чулках с зелеными подвязками. Его большая рука мягко скользнула ей на бедро, поглаживая его круговыми движениями, а его губы продолжали целовать ее грудь.
Она должна остановить его! Она знала, что должна остановить его, однако его губы на ее груди и ласковые пальцы на бедре доставляли ей такое удовольствие, что она не могла собраться с мыслями.
— Том! — наконец смогла выговорить она. Он оторвал затуманенные страстью глаза от се мокрого, ноющего соска.
— Я люблю вас, — простонал он. — Не отталкивайте меня, божественная!
Ее глаза наполнились неожиданными слезами.
— Но вы должны прекратить, потому что у меня нет сил бороться с вами.
— Скажите мне, что вам плохо, Вал, и я перестану. Скажите мне! — безжалостно требовал он ответа.
— Я не могу лгать вам, — всхлипнула она. — Я действительно охвачена страстью, но страсть — это не обязательно любовь. Я должна испытывать к мужчине не только страстное влечение, прежде чем смогу полностью отдаться ему. Ах, Том! Вы должны понять это!
Судорога исказила его красивое лицо, и он сказал:
— Позвольте мне по крайней мере подарить вам то удовольствие, которое я могу доставить без завершающего акта, потому что это доставит удовольствие и мне.
Ей хотелось сказать «да». Боже правый, как ей хотелось сказать «да»! Вместо этого она дрожащим голосом прошептала:
— Том, прошу вас!
— Я не мальчик, неспособный управлять своими желаниями, Валентина. Я могу подарить вам удовольствие, которое вам сейчас необходимо, чтобы избавиться от собственных мук! — Его гибкие пальцы на мгновение проскользнули между ее ног, а потом он сказал с торжеством в голосе:
— Вы не можете отрицать, что сгораете от желания, божественная, потому что вы уже истекаете медом.
Повозившись со своими бриджами, он расстегнул их и обнажил свое мужское естество. Поймав ее руку, он приложил ее к своему пульсирующему члену.
Валентина ахнула и попыталась освободить руку.
— Том, не надо!
— Просто поласкайте его, божественная, — умолял граф. — Это все, о чем я прошу вас, клянусь вам! Бедняга так нуждался в успокоении в эти последние месяцы. Вы не можете быть такой жестокой сейчас, когда он почувствовал ваше нежное прикосновение.
