— Поцелуй меня, любовь моя, — прошептала она, пряча от него свои мысли, и он выполнил ее просьбу.
Какой-то момент они опять самозабвенно целовались и, казалось, не могли насытиться друг другом. Патрик остановил свои чувственные движения, — для них наступил момент наслаждения. Патрик вздохнул так глубоко, что Валентина вышла из оцепенения и тихо рассмеялась.
— Мне не нужно, — сказала она, — спрашивать, удовлетворен ли ты или нет? — Она протянула руку и отбросила прядь волос с его высокого лба.
Он поймал ее за руку, страстно поцеловал ладонь и скатился с нее.
— Ты само совершенство. Вал, — сказал он восхищенно. — Неужели мне просто почудилось в экстазе или ты действительно обещала стать моей женой, мадам?
— Я собираюсь полностью сменить обстановку в Клерфилд-Мэноре, — ответила она.
— Когда ты выйдешь за меня замуж? — спросил он, очень довольный.
— Не раньше, чем мы вернемся домой, любовь моя, — сказала она. — Мы же не можем лишить наших матерей удовольствия побыть на нашей свадьбе, не так ли? — Она повернулась на бок и приподнялась на локте так, чтобы видеть его лицо. — Ах, Патрик, ты ведь понимаешь, правда? Я люблю нашу семью, и свадьба будет ненастоящей, если они не соберутся все вместе.
Он улыбнулся.
— Думаю, что именно твоя глубокая и преданная любовь к семье. Вал, была тем качеством, которое мне нравится с детства. Как и я, ты не ищешь другой славы, кроме той, которая приносит пользу вашей семье.
— Вместе с тобой, Патрик, — она улыбнулась, заглянув в его глаза, — надеюсь, мы нашими детьми еще больше прославим нашу семью.
Его взгляд стал озабоченным.
— Вал, — сказал он. — Что, если ты… забеременеешь до нашей свадьбы?
— Не беспокойся, — ответила она.
— Вал, — отозвался он серьезно, — мое семя очень сильное. — Потом, покраснев, сказал:
— Лучше я расскажу тебе, до того как до тебя дойдут сплетни. В деревне около Клерфилд-Мэнора есть несколько моих детей.
— Сколько детей? — спросила она, весело блеснув глазами.
— Шесть, восемь, я не уверен. Считалось не зазорным для той или иной доброй девушки родить от меня ребенка, — сказал он, раздосадованный ее рассудительным отношением, отчего покраснел еще больше.
— Ты, конечно, потрудился с внебрачными детьми, — заметила Валентина, — и жители твоей деревни очень терпимы. Но теперь, конечно, ублюдков больше не будет. — Она соблазнительно потерлась грудью о его тело. — Ведь тебе больше не понадобятся другие женщины, Патрик?
— Нет, голубка, — согласился он, его глаза начали снова загораться. — Но это по-прежнему не решает нашу проблему.
Валентина засмеялась:
— Твоя мать решила эту проблему много месяцев назад, Патрик. Детей не будет, пока мы не захотим их, и, конечно, их не будет до свадьбы.
— Это проклятое зелье! — взорвался он. — Мадам, я не буду принимать его!
Она снова засмеялась, на этот раз прямо ему в лицо.
— Нет, милорд, тебе не надо будет принимать его, но я принимать его буду! — Она яростно поцеловала его.
Время потеряло для них значение, и лорд Бурк полностью забыл о том, что было причиной его гнева.
Они провели ночь, охваченные страстью, в объятиях друг друга. К утру Валентина не могла понять, почему она так противилась браку с лордом Бурком. Что касается самого лорда, то он даже не мог вспомнить, когда он был так счастлив.
Когда пришло утро, Валентина, несмотря на свои ссадины, была вполне готова к обратному путешествию. Однако Борте Хатун и Явид-хан уговаривали ее задержаться еще на один день.
— Любовь прекрасное лекарство, — сказал Явид-хан, улыбаясь, — но ты еще недостаточно выздоровела, чтобы предпринять такое трудное путешествие.
Они сидели вместе около юрты, греясь под весенним солнцем. Гирейские татары праздновали возвращение Явид-хана, потому что он был всегда самым любимым в их роду. Его воскрешение рассматривалось как невероятное свидетельство любви его матери и как такое же великолепное приключение, как и другие, которые в прошлом переживала их семья. Принц снова получил возможность наслаждаться обществом своих братьев, их детей и внуков.
— Моя мать будет так рада узнать о том, что вы живы и одержали победу над Тимур-ханом, — счастливо сказала Валентина.
— Нет, Валентина, дорогая моя, твоя мать никогда не должна узнать о том, что я пережил резню в Драгоценном дворце. Для нее Явид-хан умер много лет назад тем прохладным весенним утром. Пусть все остается так, как было. Если она узнает, что получилось по-другому, это только разбередит старые раны, воскресит прежние воспоминания, которых лучше не касаться. Когда ты вернешься домой, скажи ей только, что ты была в гостях у Борте Хатун и узнала, что у тебя нет родимого пятна в форме четверти луны, которое доказывало бы отцовство Явид-хана. Было установлено, что ты не его дочь, потому что все женщины, потомки Борте Хатун, имеют эту отметину.
— Может быть, я дочь султана Мюрада? — грустно размышляла Валентина.
— Ты, конечно, должна повидаться с Сафией, — сказал он, — но я знал Мюрада и ничего не вижу от него в чертах твоего лица. Я верю, что ты дочь своего отца, но поезжай в Стамбул, потому что я знаю, ты не успокоишься, пока так не сделаешь. — Он улыбнулся. — Твоя мать тоже никогда не успокаивалась, пока не добивалась своего.
— Как странно, господин Явид, что я никогда не замечала этого в ней. Она всегда с уважением относилась к своему мужу и к своей семье, — сказала ему Валентина.
— Ну, — ответил он, — я подозреваю, что ее муж и ее семья всегда хотели того же, чего хотела Марджалла.
Валентина на мгновение задумалась, потом рассмеялась.
— Думаю, что вы правы, господин Явид, — призналась она.
— Твоя мать всегда была очень умной женщиной, — сказал он, вспоминая. — Благодарю Аллаха за то, что он помог ей освободиться из-под власти султана много лет назад. Любовь твоего отца — очень сильная любовь, которая помогла ему спасти твою мать, несмотря на все трудности.
— Вы уверены, — сказала Валентина, — что не хотите, чтобы она узнала о счастливом завершении этой истории для вас? Он покачал головой.
— Такое знание никому не принесет радости, а ей это может принести боль. Я слишком люблю твою мать, чтобы причинить ей даже незначительную боль. Я люблю твою мать, — сказал он. — Не любил, а люблю.
Он по-прежнему любит Эйден, подумала удивленная Валентина, неожиданно увидев свою мать в ином свете. Не как жену Конна. Она увидела Эйден как желанную женщину, как женщину, способную вызвать глубочайшие страсти в привлекательном мужчине, — мужчине, непохожем на лорда Блисса. Это было поразительное открытие.
Принц прочитал мысли на лице Валентины так же ясно, как если бы она произнесла их вслух, и снова подумал о женщине, которую он звал Марджалла. Ее мысли можно было легко угадать. Но вслух он ничего не сказал.
