— Извините, Бога ради, что мы опоздали, — сказал Кэри, тонкий, как щепка, чернокожий щеголь с тоненькими усиками и костлявым носом. — Время перепутали.
— Ну что с вас взять, занимайте места, — вздохнул режиссер.
— Нам в костюмы переодеться? — спросила одна из певиц — миниатюрная девушка с огромными карими глазами и сочным контральто, которое почти не нуждалось в микрофоне.
— Погодите до перерыва, — распорядился Майкл. — И так в график не укладываемся.
— Все по местам для четвертого номера!
Майкл заиграл тоскливую, полную отчаяния мелодию. Лиз узнала известный плач «Изумруда в огне» по погубленной людьми и их машинами природе. Эта песня брала за живое. Лиз, знающая ее наизусть до последнего аккорда, слегка покачивалась в такт музыке.
Вступили и другие музыканты. Опоздавшие, стараясь загладить проступок, поспешили к своим местам. Эдди Винсент выжал из синтезатора громоподобное крещендо, имитирующее вой штормового ветра. Сейчас голос Фионны увенчает волну белой пеной на гребнях прибоя и хлынет в души слушателей могучим потоком.
И тут прожектора погасли. От резкой смены освещения все присутствующие на миг ослепли. В полумраке послышался грохот: кто-то поскользнулся и шумно плюхнулся, увлекая за собой что-то гремучее. Неистовая музыка перешла в слабый стон — такой звук издают, сдуваясь, волынки. У Лиз защемило в груди — ей было жаль испорченную песню. Эдди Винсент во всеуслышание неодобрительно отозвался о Господе Боге, его матери и апостолах.
В следующую же секунду воскресшие прожектора осветили злосчастного перкуссиониста, который растянулся на полу, стреноженный кабелями. Несколько техников бросились его поднимать.
— Он мне все провода повыдергивал! — вопил Эдди.
— Я не нарочно, друг! — пристыжено опустил голову Кэри. — Як твоим клавишам и близко не подходил! Кто-то меня схватил и потащил… сила какая-то нечистая! Опомнился — лежу носом в пол!
— Вон отсюда, — взревел Эдди. — И быстро! Найджел!
— Эдди, сам подумай, ну зачем ему это делать? Он случайно, — воззвал к разуму Эдди директор, взбегая на сцену. — Мы все свидетели. Он шел совсем в другую сторону. Наверно, просто заблудился в темноте.
— Какая темнота! Полдень! Это хуже, чем в трех соснах заблудиться!
— Я не заблудился, — стоял на своем Кэри. — Меня кто-то схватил за руки и потащил к проводам. Клянусь!
— Ты что, меня за дурака держишь? — оскалился Эдди. — Получше сказку выдумай!
— Я ничего не видел, друг! Прости, пожалуйста!
Вокруг клавиш со зловещим видом сгрудились плечистые монтировщики в майках с обрезанными рукавами. Лиз не могла определить, кого из спорящих они собрались защищать. Атмосфера на стадионе вообще установилась какая-то недобрая — и не только из-за стычки. В этой напряженности было что-то неестественное. У Лиз засосало под ложечкой, но в чем причина, она никак не могла понять.
— Ну, ребята, ребята, — разнял музыкантов Найджел. — Это вы попусту, ей-богу. Надо репетировать, а то вообще перед концертом передохнуть не успеем. Не знаю, как вы, а я, наверно, целый год проспал бы.
— Послушай, — вмешался Хью, — парень извинился. Замнем, а?
Эдди, хмуро глянув на перкуссиониста, нехотя кивнул и даже изобразил на лице улыбку.
— Ну ладно, приятель. Только держись от меня подальше, идет?
— Без проблем, — отвечал Кэри, пятясь с поднятыми вверх руками. Бедняга рад был затеряться среди своих коллег по вспомогательному, нанятому на время тура составу; то были еще двое гитаристов, скрипачка, флейтист, женщина с иллианской волынкой
[6]
и арфист. Последний — высоченный парень по имени Карл Джонсон — сочувственно глянул на Кэри. Эдди, понурив голову, вернулся за клавиши.
Фионна, отделавшись от Фитца — этого пламенного жреца высокой моды, вышла на сцену в «костюме номер два»: белом платье, которое вообще-то было не платьем, а просто боди телесного цвета, обшитом длиннейшей белой бахромой. Смотрелось оно потрясающе, даже сексуально, но Лиз нашла, что Фионна в нем — вылитая афганская борзая. Всей выучки Лиз не хватило, чтобы сдержать взрыв смеха — который, увы, пришелся на одну из редких пауз. Все ошалело обернулись к Лиз. Та покраснела от стыда.
— Чего смешного? Чего смешного, я спрашиваю, черт подери? — взъярилась Фи.
— Извините, — промямлила Лиз.
— Собирайте свои манатки и чтоб духу вашего!.. — завопила Фионна. — Ну? Вы еще здесь?
Бобо, потянув Лиз прочь от сцены, шепнул ей на ухо:
— Не дразните ее. Что-то здесь неладно.
— Вы тоже чувствуете?
— А то! Словно сидишь на пороховой бочке — а вокруг горящими спичками швыряются. У всех нервы вымотаны, но кто их выматывает, человек или тварь какая потусторонняя, никак не пойму. Будьте начеку. У меня предчувствие: что-нибудь обязательно стрясется. Но что?..
Фионна с жаром запела. Музыканты спохватились лишь на следующей строчке и поспешили приступить к аккомпанементу. То была гневная песня о несправедливости, об убийствах невинных людей. В отличие от народной баллады, которую Фионна пела в «О’Флаэрти», эта песня не бередила старые раны, восстанавливая слушателя против англичан, а брала его за шкирку и заставляла возненавидеть всех, кто использует свою силу во зло. Воздух просто-таки заискрился от ярости. «Магия „Изумруда в огне“ — небезопасная штука», — подумалось Лиз. Фионна носилась по сцене туда-сюда, призывая невидимую аудиторию вместе с ней встать на борьбу с угнетателями. Обнявшись с микрофонной стойкой на «восточном мысу» сцены, она почти прохрипела в него куплет. Бахрома обвилась вокруг стойки — да так и прилипла к ней. Фионна, совершив пируэт, отскочила было от стойки. Но та не желала с ней расставаться. На долю секунды стойка опасно накренилась — и с грохотом рухнула у ног Фионны. Колонки исправно распространили по всему стадиону крепкую ругань певицы. Фионна остановилась, буквально подпрыгивая от ярости. Фитц и техники поспешили к ней на выручку.
— Отпорите эту долбаную бахрому с этого долбаного платья, — раскатился по залу приказ Фионны. Ответа Фитца Лиз, слегка оглохшая от колонок, не услышала, но его умоляющее лицо говорило само за себя. — А мне плевать! Я тебе кто — заклинатель змей, блин? Святой, блин, Патрик, на фиг?
Костюмер так и обмер. Вечный миротворец Найджел Питерс совершил в сторону Фионны бросок через всю сцену.
— Нет уж! — ответила Фионна на неслышные увещевания директора. — Я не потерплю, чтоб надо мной даже мои платья насмехались!
Найджел, задрав голову, чиркнул себя пальцем по шее. В аппаратной этот знак поняли правильно и выключили Фионнин микрофон, чтобы ее воплей не слышала вся улица. Теперь со стороны казалось, будто певица, Найджел и Фитц словно играют в мимическом спектакле, иногда срываясь на невнятные выкрики. Найджел показал на часы. То был неопровержимый довод: капризничать некогда, главное — концерт. Фитцгиббон с мученическим видом достал ножницы и обкорнал бахрому на рукавах до трехдюймовой длины. Подскочил рабочий с метлой. Фитц в полном смятении — совсем как мать, чьего малыша стригут впервые в жизни, — наблюдал, как тот сметает обрезки. Фионна, не оглядываясь, вернулась на противоположную сторону сцены. Музыканты заиграли вступление. Фионна обхватила обеими руками микрофон и раскрыла рот.
