— Нет, господин, но в кладовой висят связки сухого белого вереска, — подумав, ответил Альберт.
— Найди Нэнси и спроси, не сможет ли она найти голубую ленту. Только пусть ничего не говорит леди. Я хочу сделать сюрприз невесте.
— Понимаю, господин, — кивнул слуга, довольный, что его леди выходит за шотландца: обитатели Фрайарсгейта уже любили и уважали его.
Он поспешно вышел. А Бэн нашел кувшин с водой в еще теплой золе, умылся и натянул штаны и рубашку. Камзола у него не было, но он надел кожаную безрукавку с вырезанными из рога пуговицами, поверх нее накинул плед Хеев в красно-черно-желтую клетку и сколол его бляхой клана, подаренной отцом на шестнадцатилетние. У сокола, выбитого на нем, были глаза из граната.
Бэн обнаружил, что сапоги уже начищены, и, довольный, натянул их. Пусть он не элегантный джентльмен из благородного дома, но все же выглядит представительно.
Пригладив густые завитки, он вышел из комнаты и спустился в зал.
— Быстро ты, — мрачно процедила Элизабет.
На ней было светло-голубое бархатное платье, расставленное в талии, с широкими рукавами, перехваченными кремовыми лентами. Налившаяся грудь угрожала вырваться из выреза, да и живот скрыть было невозможно. Прелестные светлые волосы, зачесанные назад и уложенные в узел, поддерживали серебряные шпильки: На голове был французский капюшон, отделанный жемчугом. Шею обвивала нить крупных жемчужин.
— Ты тоже, — кивнул он. — Какая же ты красивая!
Элизабет покраснела, но резко ответила:
— Не думайте, сэр, что сумеете меня улестить! Ты покинул меня и вернулся лишь потому, что тебя притащили едва не силком! Снова сбежишь в Шотландию, как только священник нас обвенчает?
— Я всегда буду рядом, Элизабет, — поклялся он. — И ты хорошо знаешь, что я сбежал не от тебя. Я никогда не обещал, что останусь во Фрайарсгейте, и не раз предупреждал, что вернусь в Грейхейвен!
— Я ждала ребенка! — вскричала она.
— О чем ты даже не знала в день моего отъезда, — напомнил он. — Ты могла бы написать мне. Как тебе известно, я умею читать и писать.
— Ненавижу тебя, — злобно пробормотала она.
— А я тебя люблю.
— Возьмите, господин, — обратился к нему Альберт, протягивая букетик сухого белого вереска, перевязанный голубой лентой.
— Спасибо, — кивнул Бэн и, повернувшись к Элизабет, вручил ей цветы. — Придется довольствоваться этим. Цветы еще не расцвели. Я даже не знаю, какой сейчас месяц.
Элизабет взяла его подарок, и на глазах ее выступили слезы, которые она поспешно сморгнула.
— Сейчас апрель. Пятое апреля.
— Хороший месяц… и хороший день для свадьбы, — кивнул Бэн.
— Вот вы где! — воскликнул Логан Хепберн. — Элизабет, я пришел, чтобы вести тебя в церковь. С твоего, Бэн, разрешения, конечно. Розамунда и Том ждут тебя в зале.
Когда жених ушел, Элизабет показала отчиму букет невесты.
— Я хотела бы ненавидеть его, — призналась она. — Но видишь, он нашел способ, как сделать для меня букет. Как он может, Логан? Как он смеет быть добрым ко мне? Он и женится потому, что ты и дядя Томас притащили его сюда.
— Он женится потому, что любит тебя, Бесси, — покачал головой Логан.
— Не называй меня Бесси! — всхлипнула она.
Он взял ее за руку:
— Пойдем, маленькая ведьма! Священник уже в церкви. Бэн любит тебя, Элизабет. Не будь глупой. Почему упрямство мешает тебе признать правду?
С этими словами лэрд Клевенз-Карна взял ее за руку и повел во двор.
День был серым и холодным. Висевший над холмами и озерной гладью серебристый туман напоминал разбросанные тут и там клочки тонкой ткани. Ветра не было, и вода в озере казалась темным стеклом.
Добравшись до церкви, Логан остановился, чтобы дать Элизабет время взять себя в руки. Та непрерывно всхлипывала.
— Ты готова? — спросил он наконец.
Элизабет кивнула и проглотила последний всхлип. В этот момент ребенок шевельнулся, и она мгновенно закрыла живот ладонями, словно оберегая нерожденное дитя.
Все уже были в церкви. Лэрд Клевенз-Карна подвел невесту к жениху, после чего встал рядом с женой. Отец Мата стал читать заутреню. Закончив короткую службу, он начал церемонию венчания.
Элизабет скользила взглядом по прекрасным витражам, которые заказала для церкви ее мать. Будь день ясным, солнце играло бы на полу и стенах мириадами цветных пятен.
Бэн нежно сжал ее руку, и Элизабет вернулась к действительности. И поняла, что церемония близится к концу. А она не могла припомнить, давала ли обеты. Должно быть, давала, потому что отец Мата уже связывал их руки освященным полотенцем, благословлял и объявлял мужем и женой.
Она покраснела: ну мыслимое ли дело — ничего не помнить о собственном венчании?…
— Можешь поцеловать свою жену, — торжественно объявил отец Мата.
Бэн осторожно взял ее за плечи и притронулся губами к губам.
— Жена, — тихо прошептал он.
Элизабет не ответила. К такому она не была готова. Почему она позволила силой потащить себя к алтарю?
Она побледнела и слегка покачнулась. Он обнял ее за талию.
— Дай мне руку, Элизабет. Тебе нужно поесть. Наш сын голоден, в этом все дело.
Когда все они вошли в зал, Бэн усадил жену за стол и велел Альберту немедленно нести еду. Розамунда села рядом с дочерью и стала согревать ее озябшие руки. Бэн поднес к ее губам кубок с сидром, и Элизабет стала жадно пить. Их глаза встретились, но она поспешно отвела взгляд.
— Мама…
Обычно сильный голос ее дрожал.
— Все хорошо, Бесс… Элизабет. Просто твой корсаж чересчур тесен, и ты голодна.
Она поспешно распустила ей шнуровку.
— Ну вот, сейчас станет легче. Женщине в твоем положении не стоит модно одеваться даже в день свадьбы, — улыбнулась Розамунда и погладила дочь по щеке.
Элизабет благодарно кивнула и перевела дыхание. Ей действительно стало теплее, а сладкий сидр успокоил взбунтовавшийся желудок. При мысли о том, что она выказала такую слабость на глазах у Бэна, все в ней возмущалось. Он не должен думать, что она одна из тех хрупких созданий, за которыми нужно постоянно приглядывать.
— Мне действительно лучше, — заверила она уже обычным, сильным голосом. — Альберт, где завтрак? Моим гостям придется уехать пораньше, если они хотят добраться до своих домов до наступления ночи.
Слуги стали разносить тарелки и миски. Перед каждым из сидевших за столом поставили корки хлеба с овсяной кашей, сваренной с корицей и изюмом. Слуги подали также яйца в сливочно-укропном соусе, деревенскую ветчину, сыр, масло, джем и только что испеченный хлеб. В кубки наливались вино, эль и сидр.
