— Как ты себя чувствуешь, цыпленочек?
— Пока что ничего не происходит, — пожаловалась Элизабет.
— Скоро начнется, — заверила Мейбл. — Парнишка слишком хорошо воспитан и ждет, пока мы сможем его принять.
Она взяла кубок из руки Элизабет.
— Сейчас принесу тебе еще вина.
Вскоре Розамунда с помощью Мейбл все приготовила для родов. Нэнси вернулась с грудой чистых тряпок и положила их на маленький столик, где уже стояли большой таз и маленький графинчик с оливковым маслом. Слуги поставили котлы с горячей водой на угли очага. На буфете стояло вино.
Теперь в зале царило молчаливое ожидание. Ожидание нового наследника Фрайарсгейта.
— Повар хочет знать, что делать с сегодняшним обедом? — прошептал подошедший Альберт.
— Все должно идти, как обычно, — ответила Розамунда. — Нужно же нам что-то есть.
— Хорошо, миледи, — ответил Альберт.
— А теперь иди и задай тот же вопрос леди, — мягко пожурила Розамунда мажордома. — Тебе следовало сначала подойти к ней.
— Прошу прощения, миледи, — пробормотал Альберт, краснея.
— Понимаю, — тихо ответила Розамунда. — Ты был мальчишкой, когда в этом доме правила я. Но вот уже девять лет хозяйка здесь моя дочь.
Альберт с почтительным поклоном обратился к Элизабет и, получив распоряжение, удалился.
Часа через два Элизабет изумленно ахнула:
— Мама! Скорее! Мне больно!
— Значит, начались схватки, — спокойно констатировала Розамунда. — Вставай, прогуляемся по залу. Это тебе поможет.
В течение нескольких часов схватки были довольно редки, но во второй половине дня случались все чаще и сильнее. Сегодня был самый длинный день года, и слугам не терпелось пойти на праздник. На холмах уже загорались огни.
— Где мой муж? — капризно спросила Элизабет.
— Здесь, жена, — откликнулся Бэн.
Он уже давно был в зале, но мудро старался не попадаться Элизабет на глаза.
— Чем я могу помочь тебе, любимая?
Он встал на колени рядом с женой и сжал ее маленькую ручку.
— Останься со мной, — к его удивлению, попросила Элизабет — за последние недели она так и не смягчилась, даже после приезда матери.
— Я здесь и никуда не уйду, — пообещал он.
— Положи ее на родильный стол, — попросила Розамунда. — Уже пора.
— Ребенок скоро родится? — обрадовалась Элизабет.
— Родится, когда настанет его время, — пояснила Розамунда. — Но думаю, тебе уже хватит расхаживать по залу и сидеть у огня. Ты должна постараться, Бесси.
— Не зови меня Бесси, — расплакалась Элизабет. — Ооо! Мне больно, мама!
— Конечно, больно, — согласилась Розамунда. — Тебе придется вытолкнуть малыша из своего тела. Радости без боли не бывает.
Долгие летние сумерки тянулись почти до полуночи, а потом вдруг резко стемнело. У Элизабет начались потуги, длинные и мучительные. Она ощущала нестерпимое давление внизу живота. На гладком лбу выступили крупные капли пота. Прядки светлых волос, выбившиеся из косы, липли к щекам.
Острая боль ножом резанула внутренности. Элизабет жалобно вскрикнула, глядя на мать глазами раненого животного.
— Мама!
— Все идет, как надо, — спокойно ободрила мать, хотя в душе далеко не была уверена в собственных словах.
Взгляды тещи и зятя скрестились. Розамунда встала.
— Мне нужно немного прогуляться, дорогая. Я сейчас вернусь.
Погладив Элизабет по щеке, она отошла.
Бэн мгновенно оказался рядом.
— Что случилось? — прошептал он.
— Ребенок очень большой. И это ее первые роды.
— Чем я могу помочь?
— Ты когда-нибудь помогал животным рожать?
— Да. Одна из породистых телок отца не могла разродиться. Я сунул руку в родовой канал и вытащил теленка, — пояснил Бэн.
— Значит, ты сможешь сделать то же самое с ребенком! — воскликнула Розамунда.
— Ребенок уже должен родиться? — спросил он.
— Да, и уже наверняка устал — слишком долго не может появиться на свет. Это очень опасно для них обоих.
Бэн кивнул:
— В таком случае давайте вытащим младенца из тела матери.
Они вернулись к Элизабет, почти терявшей сознание от боли. Услышав шаги, она открыла глаза:
— Что происходит? Я умираю, мама? Мой ребенок жив?
— Уж очень большой парень… — пробормотала Розамунда.
— Я это знала, — простонала Элизабет. — Я же тебе говорила…
— Без посторонней помощи тебе не родить. Ты измучилась, и ребенок тоже. Пусть отец поможет ему появиться на свет, а остальное доделаешь сама, — медленно выговорила Розамунда.
— Нет! — вскричала Элизабет. — Я все сделаю одна!
— Во имя Господа, женщина! — закричал Бэн. — Больше я этого не потерплю! Я люблю тебя, Элизабет! Неужели не понимаешь, что я тебе говорю? Я люблю тебя! Прости за то, что покинул тебя в прошлом году! Мне следовало проявить тогда больше разума и мужества, но ведь это в прошлом! Мне очень жаль, но я не позволю тебе из-за пустого упрямства погубить две жизни: свою и нашего ребенка! Позволь мне помочь.
Элизабет впервые в жизни потеряла дар речи и, почти упав на жесткий валик, укрепленный под спиной, наблюдала, как муж моет руки в тазике, а потом густо смазывает оливковым маслом правую, до самого локтя.
— Скажи, когда опять начнутся схватки, — велел он.
Элизабет кивнула и через несколько мгновений крикнула:
— Вот!
Бэн нагнулся и, пока ее сотрясала очередная волна боли, осторожно проник рукой в истерзанное лоно. Он успел увидеть макушку младенца и, бережно сжав указательным и большим пальцами головку ребенка, очень медленно потянул на себя. И почувствовал, как мышцы Элизабет отпускают маленькое тельце. Она взвизгнула, когда сначала головка, а потом и плечи младенца появились на свет. Бэн взглянул на нее. Его сердце разрывалось при виде ее слез.
— При следующей схватке попытайся вытолкнуть ребенка, — тихо наставлял он. — Худшее позади, девушка, и он прекрасен!
— Ты еще не знаешь, кто это! — простонала она. — Может, не он, а она?
Элизабет тут же сморщилась от нарастающей боли.
Они поймали ребенка в чистую тряпку, и Розамунда открыла маленький ротик, чтобы вычистить слизь. Малыш закашлялся и пронзительно завопил. Бэн расплылся в улыбке.
— У нас сын! — объявил он и, наклонившись, поцеловал жену.
Бледная и измученная Элизабет воззрилась на него:
