Она старалась отогнать от себя эти мысли. Они не виделись после того раза, когда она побывала у него. С тех пор она упорно продолжала лелеять мечту о том, что он снова даст знать о себе и пришлет кого-нибудь за ней. Воспоминания об их последнем свидании наполняли ее душу нежностью и любовью. В мыслях она начинала заново переживать те эпизоды, которые он ей подарил, живо ощущая его сильное тело, ласковые, успокаивающие руки…
Она думала о предстоящем суде и о том, как должен вести себя Морган. У него есть аргументы в свою защиту, а судьи могли проявить хоть какое-то милосердие. Однако, вспоминая его лицо во время их последней встречи – с выражением бравады и готовности принять свою участь так, как есть, она понимала, что он не рассчитывает на пощаду. Она убедилась, что все его мысли о ней – добиться для нее менее сурового приговора.
Во время своих размышлений Дизайр ненароком взглянула на Уинни. Девушка оторвала от подола своей юбки широкие полоски материи и явно мастерила веревку. Несколько дней назад Дизайр удалось наводящими вопросами и терпением вытянуть из девушки кое-какие сведения. Оказалось, что ее обвиняют в краже куска говядины и пирога с начинкой из почек. «Я сделала это, потому что была голодна и хотела накормить маму», – призналась ей тогда Уинни.
Чего могла ожидать Уинни, представ перед судом? По предположениям Дизайр, ее не должны приговорить ни к клейму, ни к позорному столбу за столь ничтожное преступление. Но, когда она высказала свои соображения Бесс, та неопределенно пожала плечами. Как и Морган, Бесс не обольщала себя напрасными надеждами на снисходительность судей.
Послышался скрипучий звук, Дизайр повернула голову в сторону двери и быстро соскочила со своего матраца.
– Бесс, тебе удалось узнать что-нибудь новое? Что слышно насчет суда? Он еще не начался?
Вот уже две недели она задавала своей приятельнице один и тот же вопрос. Каждый раз, услышав отрицательный ответ, Дизайр с облегчением вздыхала. Она надеялась, что Джеффри получит ее письмо раньше, чем она и Морган предстанут перед судом, и тогда положение может измениться.
Бесс стащила с себя шаль и швырнула ее на свой матрац. Затем вытерла пот со лба тыльной стороной руки.
– Чего бы только я не дала за глоток свежего воздуха. Вот наступит лето, и начнется такое пекло, что впору резаться ножом.
В нетерпении выведать последние новости Дизайр продолжала теребить ее своими вопросами.
– Бесс, голубушка, ну расскажи, что сейчас говорят о сессии судей.
Бесс взглянула на нее с сочувствием и сказала со вздохом:
– Сегодня утром уже начали потихоньку вывозить заключенных. Завтра ожидается сессия. Но это вовсе не значит, что нас сразу же вызовут на заседание. Это может случиться через несколько недель или вообще слушание дел может растянуться надолго, аж до сентября.
– Ты слышала что-нибудь о Моргане? Тебе не известно, увезли его или он еще в тюрьме?
В ореховых глазах Бесс промелькнуло раздражение.
– Послушай, может быть, ты все-таки начнешь, наконец, больше думать о своей собственной шее?
– Бесс, не сердись. Ради всего святого, не скрывай от меня того, что тебе известно о Моргане!
– Мне, в самом деле, нечего тебе сказать о нем. Кого бы я ни расспрашивала, никто не знает, попадет ли твой драгоценный Морган Тренчард в первую партию для отправки в суд. Это я могу сказать тебе точно.
«В таком случае, – подумала Дизайр, – остается надежда на то, что он еще здесь, как и многие другие. В Ньюгейте – сидит в своей камере и дожидается суда».
– Почему ты не хочешь как следует подумать о том, что тебе говорить на суде, когда настанет твоя очередь? – Бесс посмотрела на Дизайр с ухмылкой и продолжала: – Я готова спорить на что угодно, что при разумном поведении у тебя есть надежда выйти на свободу. Собственно говоря, почему бы тебе не поработать головой? Ты можешь красиво и убедительно говорить. У тебя прекрасные манеры. Мне кажется, ты вполне можешь вызвать сочувствие к себе. Я думаю, что, глядя на тебя, даже самый бессердечный ублюдок – я имею в виду судью – проникнется состраданием. Дизайр, ты слышишь, что я тебе говорю?
– Стараюсь, но мне трудно отделаться от мыслей о…
– Думай о себе, если не хочешь, чтобы тебе накинули веревку на шею в Тайберне, – оборвала ее Бесс. – Если сумеешь пустить слезу, когда начнешь рассказывать судьям о том, как тебя похитил Морган Тренчард… как он насиловал тебя, не обращая внимания на твои мольбы…
– Но все было совсем не так. – Дизайр возмутили слова Бесс. – Я же рассказывала тебе, как Морган вырвал меня из лап бандитов. Он сделал это, несмотря на то, что я похитила у него кошелек.
– А-а, теперь вспомнила. Потом он привез тебя в какой-то фермерский дом, где обычно скрывался вместе со своими ворами-друзьями.
– Он увез меня с собой и спас от беды. Если бы он не сделал этого, мне пришлось бы возвращаться к Старой Салли или продолжать скитаться по улицам в Уайтфрайерсе. Там не пришлось бы воровать или умирать с голода…
– Умоляю тебя, выкинь это из головы! Ты должна заставить судей поверить, что была в то время почти девочкой, которую Тренчард силой лишил невинности. Можешь сказать, что ты работала служанкой в каком-нибудь уважаемом семействе. Можешь изобразить себя горничной какой-нибудь богатой леди. Ну что тебе стоит придумать это? Скажешь, что ты отправилась выполнять поручение своей госпожи и подверглась нападению Моргана Тренчарда. Потом будешь рассказывать о том, как он увез тебя с собой…
– Мисс Гилфорд!
Это ее окликнул Эльф, неожиданно появившийся в дверях. Обычно охранник обращался к ней не иначе как «шлюха», а бывало, что и хуже. Сейчас вежливое обращение Эльфа вызвало у Дизайр немалое удивление, но все прояснилось очень быстро.
Обезьяноподобный охранник посторонился, и Дизайр увидела стоявшего позади него Джеффри Уоррингтона.
В первую секунду от неожиданности она не могла двинуться с места и произнести хоть слово. Когда она опомнилась, у нее вырвался вздох облегчения. Все это время ее не оставляла уверенность, что, получив весточку от нее, Джеффри обязательно придет. Она с благодарностью посмотрела на него.
Движением руки Джеффри приказал Эльфу удалиться, после чего медленно вошел в камеру. Если бы Дизайр позволила себе поддаться охватившим ее чувствам, она непременно бросилась бы навстречу ему с протянутыми руками и словами признательности. Сознавая неуместность подобных проявлений эмоций, она вынуждена была сохранять сдержанность. Она даже немного отступила назад, заметив перемены в его внешности.
Он был не в расшитом камзоле и просторных панталонах. На худощавом лорде ловко сидел военный мундир с золотыми блестящими эполетами и такой же тесьмой на обшлагах. Благодаря форме он казался выше и шире в плечах. Прекрасно смотрелись плотно облегающие ноги голубые брюки и сверкающие кавалерийские сапоги.
