— Извини меня, любовь моя, — сказала Уинн.
— У меня так… кружится голова, — слабо прошептал он.
— Элдред! Дай господину вина, настоянного на травах, — приказала Уинн.
Наконец все раны открылись перед ней, и вид их ужаснул ее. Кабан сдох, но перед своим концом жестоко ранил Эдвина. Было по крайней мере три больших раны в верхней части бедра и в паху Все глубокие, но две уже перестали кровоточить. Третья рана была самая серьезная, потому что зверь задел артерию, проходящую в паху. Отверстие было невелико, но кровотечение не прекратилось.
Уинн смотрела на рану, кусая от огорчения губу Она ведь не хирург, а здесь нужна была помощь хирурга. Если бы прокол был больше и более открытый, она могла бы зашить сама. Чтобы добраться до артерии и успешно закрыть ее, ей нужно больше открыть рану Она не осмеливалась, ее пугало отсутствие навыков. Если она рискнет и разрежет слишком глубоко, она может причинить еще больший вред, чем кабан. Однако если она не остановит кровотечение, Эдвин умрет. Он увидел ее нерешительность.
— В чем… дело? — спросил он, отталкивая прочь скрюченную руку Элдред с кубком вина.
Его не надо беспокоить, подумала Уинн и сказала:
— Я обдумываю лучший способ лечения, мой господин.
Он заметил в ее глазах скрытое беспокойство, но не стал дальше настаивать. Она постарается сделать все, что в ее силах, ну а если такова воля Божья, что ему суждено умереть, тогда ни молитвы, ни надежды не могут помочь.
— Выпей вина, любовь моя, — посоветовала она. — В него добавлены яйца и тонизирующие травы. Я должна успокоить твоего сына, прежде чем возьмусь за дело. — Поцеловав его в лоб, она спустилась с помоста, на котором стоял стол, в зал и направилась к тому месту, где стояли Кэдерик и Эдит.
— Он будет жить? — прямо спросил Кэдерик.
— Не знаю, — честно ответила Уинн. — У него три раны, две довольно глубокие, но они перестали кровоточить, а третья рана затронула артерию. Она недостаточно широка, чтобы я могла зашить артерию. Я попытаюсь другим способом остановить кровь.
— Если тебе это не удастся, тогда он умрет. Ты это говоришь, уэльская женщина?
— Да, — ответила Уинн, и ее зеленые глаза наполнились слезами.
— Тогда ты будешь моей, — безжалостно объявил он.
Эдит буквально задохнулась, пораженная жестокими словами мужа.
— Никогда! — яростно ответила Уинн и, отвернувшись от них, направилась к Эдвину — Ох, Кэдерик, как ты можешь произносить такие слова, когда твой отец на смертном одре? — всхлипывала Эдит.
Ок отвел ее к скамье у очага, и они вместе сели. Голубые глаза Эдит переполняло беспокойство, но муж приложил к ее губам ласковые пальцы, чтобы остановить слова, готовые сорваться с ее уст.
— Она может дать мне ребенка, Эдит, — тихо произнес он. — Пока жил отец, у меня не было другого выбора, как признавать ее его женой.
Но скоро отец умрет. Уинн будет моей, и я смогу с ней делать все, что пожелаю. — Его глаза блестели от предвкушения удовольствия.
— Если на то будет воля Божья и отец умрет, она станет его вдовой, и к ней следует относиться так же почтительно, как к жене. Ты таким образом хочешь проявить к ней свое уважение? Подчинив ее себе? Ох, Кэдерик! Я никогда не подозревала в тебе такое бесчестье.
— Уэльскую женщину привезли в этот дом как рабыню. И она часть моего наследства. Я могу делать с ней, что захочу — Твой отец освободил ее в этом зале перед всеми нами, — тихо плакала Эдит. — Она твоя мачеха, и то, что ты предполагаешь совершить, означает кровосмешение! Это худший из грехов, мой муж! Не делай этого, Кэдерик, молю тебя! Мы найдем тебе новую молодую плодовитую наложницу, только не Уинн!
— Я не желаю никого другого, только ее!
Во взгляде Эдит жалость смешалась с отвращением.
— Молю тебя, мой муж. Я мало чем могу помочь тебе, если ты настаиваешь на своем.
Уинн не позволила переносить Эдвина из зала. Слуги нежно подняли его, чтобы подстелить соломенный тюфяк Уинн промыла, прижгла и обработала его раны со всей тщательностью. Большие раны, хоть и страшные на вид, заживут легко, если она сможет избежать нагноений.
С меньшей, более опасной раной гораздо труднее, поскольку ей никак не удавалось остановить медленное кровотечение. Несколько раз, сильно надавив в области раны, ей удавалось остановить кровь, но когда она отпускала руку, рана вновь открывалась, и жизненные силы Эдвина начинали вытекать из нее.
К середине ночи Уинн забилась в темный угол зала и несколько коротких минут проплакала от отчаяния. Им нужен хирург! У нее просто нетумения расширить рану и зашить артерию. Большую часть ночи Эдвин то терял сознание, то снова приходил в себя. Хотя у него начался жар, Уинн знала, что таким образом тело борется с болезнью. Потеря крови — вот что убьет его. К концу ночи сознание у тана на короткое время прояснилось.
— Приведи семью, — сказал он Уинн, и она бросилась будить всех, заснувших прямо в зале. Никто не покидал их во время этих часов.
Когда все собрались перед Эдвином, он произнес:
— Я умираю. Я это чувствую. Кэдерик, сын мой. Ты мой наследник Элфдин твой. Я даю тебе мое отцовское благословение, но ты должен мне кое-что пообещать.
— Что угодно, отец! — сказал Кэдерик, не в силах скрыть своего стремления получить наследство.
Легкая горькая улыбка коснулась губ тана, и он продолжал уже с большим трудом:
— Будь добр с Эдит. С твоими женщинами.
— Обещаю, отец.
— Поклянись, что ты будешь почитать и защищать свою маленькую сестру Аверел, мой сын.
— Клянусь, отец! Я жизнью своей буду беречь ее и позабочусь, чтобы она в свое время вышла замуж. — И в этой клятве он был искренен, поскольку не держал зла против малютки.
— И Арвел тоже! Я… сделал его… своим…
— Мальчик не пострадает от меня, отец, — сказал возможно более уклончиво Кэдерик Нет, Арвел не пострадает, если его мать окажется сговорчивой, а это зависело от безопасности ее ребенка. Кроме всего прочего, Уинн была хорошей матерью, и Арвела он будет держать заложником, что обеспечит покорность матери.
— Уинн! — прохрипел Эдвин.
— Я здесь, любовь моя, — отозвалась Уинн, склонившись над ним, чтобы ему легче было говорить.
— Я никого не любил, кроме тебя… моя дикая… уэльская… девочка.
Никогда.
— Эдвин, — почти простонала она. — Я не смогу вынести того, что произойдет! Я всю жизнь училась спасать людям жизнь, но у меня нет знаний хирурга. Прости меня!
Он улыбнулся и слабо кивнул:
— Прощаю.
— Я люблю тебя, Эдвин. Вначале я не могла, но потом полюбила. Как можно не полюбить тебя? Ты самый добрый, самый лучший человек, которого я знала в своей жизни!
