— Когда ты вернешься домой? — спросила она, обнаружив, что Жосслен мучительно переживает свое участие в королевских карах и что эту тему лучше закрыть.
— После Рождества мы с тобой вместе сможем вернуться в Эльфлиа.
— Король правильно сделал, что решил отметить Рождество в Йорке, — заметила Мэйрин.
— О да, — согласился Жосслен. — Знаешь ли, прошли слухи, что после Крещения Вальтеоф и Коспатрик сдадутся и будут прощены.
— Это возмутительно! — воскликнула Мэйрин. — Ведь все это произошло по их вине! Они нарушили священную присягу, они подстрекали этого безбородого юнца этелинга и его шотландских союзников! И теперь король собирается простить их?! А что будет с этелингом и графами Эдвином и Моркаром?
— Они бежали обратно в Шотландию, — ответил Жосслен.
— Удивительно, что король Малькольм принимает таких гостей, — пробормотала Мэйрин.
— Прошлой осенью старшая сестра этелинга Эдгара, Маргарет, вышла замуж за шотландского короля. Теперь они стали родственниками, и Малькольм вынужден предоставлять гостеприимство Эдгару.
— А в войне он тоже поддержит его?
— Не думаю, — ответил Жосслен. — Малькольм слишком занят своей страной. Не забывай, он ведь совсем недавно отобрал принадлежащий ему по праву трон у своего дяди Макбета. Он провел юные годы в изгнании, при дворе короля Эдуарда, а его единственный брат вырос в Ирландии. У Малькольма слишком много дел в своей стране, чтобы еще возиться с делами зятя. Думаю, что сейчас он принял участие в войне только ради своей жены. Он ведь женился на Маргарет совсем недавно, и, как говорят, без ума от нее.
— Почему мы говорим о политике? — внезапно спросила Мэйрин.
Жосслен улыбнулся и заключил ее в объятия.
— Ты сама начала этот разговор, моя прекрасная колдунья. Я не видел тебя почти два месяца, Мэйрин! Мы с тобой можем заняться более приятными вещами, чем беседой о войне и королях. — Он поцеловал ее в кончик носа и усмехнулся, увидев, как затуманились ее глаза.
— Верно, милорд, — тихо согласилась она, теснее прижимаясь к нему. Сквозь тунику она чувствовала его твердые, мускулистые бедра. Руки ее скользнули вверх по его груди и обвили шею. Кончиком языка Мэйрин облизнула верхнюю губу. Ее пальцы дразняще пробежались по затылку Жосслена; бедра призывно потерлись о его ноги.
Улыбка Жосслена стала еще шире.
— Леди, — проговорил он, — вы ведете себя крайне неприлично.
— Разве вам не нравится постель, которую я для нас приготовила, милорд? Может быть, мне разобрать ее, и мы будем спать порознь на холодной земле?
— Если ты не перестанешь так бесстыдно тереться о меня, моя колдунья, это уже не будет иметь значения. Я готов повалить тебя где угодно! Хоть на этой восхитительной постели, хоть на твердой земле! Но, увы, это сейчас невозможно. Когда король узнал о том, что ты приехала, он пригласил нас с тобой на ужин в свою палатку. Он старается отпраздновать Рождество по-человечески, насколько это, конечно, вообще возможно в разрушенном городе. — Тут Жосслен рассмеялся, поскольку Мэйрин даже не попыталась скрыть разочарование. — Любовь моя, ночи теперь длинные. Мы почти ничего не потеряем, если немного повременим.
— Даже напротив, это еще больше разожжет наш аппетит, — отозвалась Мэйрин. — Обычно Василий мне так говорил. Что ж, милорд, ничего не поделаешь. Твой оруженосец может принести мне немного воды, чтобы я смыла дорожную пыль? Я не могу появиться перед королем в таком виде. — Высвободившись из объятий мужа, Мэйрин принялась расплетать косу.
Жосслен позвал своего оруженосца, Лойала. Тот немедленно принес воду и, учтиво приветствовав госпожу, тут же удалился. Жосслен присел на край постели и смотрел, как его жена расчесывает свои длинные огненно-рыжие волосы. Перед его внутренним взором одно за другим вставали соблазнительные видения. Он воображал себе Мэйрин обнаженной, видел, как ее молочно-белая кожа блестит в свете камина, как ее роскошные волосы облаком рассыпаются по плечам. Он тихонько застонал, и Мэйрин удивленно взглянула на него:
— Милорд? Жосслен покачал головой.
— Все в порядке, колдунья моя.
«Какая ложь!»— подумал он про себя. Он хотел ее. Хотел сейчас, немедленно! Черт бы побрал этого короля, которому вздумалось отмечать Рождество в Йорке. Если бы не это, он был бы сейчас дома, в собственной постели, рядом со своей красавицей…
Мэйрин снова аккуратно заплела косу и вымыла руки и лицо ледяной водой. Отряхнув темно-зеленые юбки и пригладив тунику такого же цвета, она подпоясалась золотым крученым шнуром. Порывшись в своем багаже, она отыскала прозрачную золотистую вуаль и тонкий золотой обруч, усыпанный крошечными речными жемчужинами. Надев вуаль и обруч, она взяла свой плащ, подбитый мехом, и сказала:
— Я готова, милорд.
Жосслен рассеянно взглянул на нее и, увидев, что она уже одета, вздохнул с сожалением.
— Да, Мэйрин, — грустно сказал он, поднимаясь и беря ее за руку.
— О чем ты думал? — спросила она, когда они пробирались между палатками к королевскому шатру.
— О том, как сладко любить тебя, — ответил Жосслен. — О том, как бы мне хотелось сейчас оказаться дома, в Эльфлиа, на нашей просторной мягкой постели, где мы с тобой могли бы насладиться любовью. О том, что вместо этого придется сидеть в королевской палатке и жевать недожаренную оленину.
— Ох, Жосслен! — воскликнула Мэйрин. — Я думала точь-в-точь о том же!
Жосслен остановился и, позабыв обо всем на свете, нежно прильнул к ее губам в поцелуе.
— Завтра исполнится три года со дня нашей свадьбы, колдунья моя! А в день Святого Стефана мы покинем королевский лагерь и отправимся домой!
Они вошли в большой шатер Вильгельма и присоединились к прочим дворянам, съехавшимся со всей Англии, чтобы отпраздновать Рождество вместе с королем. Вечер прошел весело, но Жосслен и Мэйрин едва дождались момента, когда можно было удалиться в свою палатку.
Лойала нигде не было видно, но все три жаровни ярко пылали, и в палатке потеплело. На единственном стуле стояли фляга и два деревянных кубка. Оба улыбнулись, решив, что Лойал — романтический юноша. Они быстро разделись и, стоя в тусклом, мерцающем свете жаровен, начали ласкать друг друга. Через некоторое время, взявшись за руки, они подошли к постели и скользнули под покрывала, чтобы согреться.
— Как поживает Мод? — спросил Жосслен, поглаживая груди Мэйрин и чувствуя, что они стали твердыми, а темно-коричневые соски напряглись.
— Ей нашли кормилицу — Эниду, жену мельника, — ответила Мэйрин, протягивая руку, чтобы сжать мускулистую ягодицу Жосслена. — Ты не против?
— Нет, — пробормотал Жосслен, уткнувшись лицом в ложбинку между ее грудей и ласково пожимая обе груди своими большими ладонями. Язык его медленно скользил вверх-вниз по этой соблазнительной впадине. Затем он приподнялся и встал над ней на колени; Мэйрин охватила ладонью его твердое орудие.
