Спутники Энгуса, опасливо озираясь, рассказывали, как король предал суду своего кузена, герцога Мердока, его двоих сыновей и старого графа Леннокса, тестя герцога. Сначала был арестован Уолтер Стюарт, тезка графа Атолла, далее, во время очередного собрания парламента в Перте, в темнице оказались герцог Мердок, его средний сын Александр, графы Энгус, Дуглас и Марч, Линдсей из Гленеска, Хепберн из Хейлза и многие другие высокородные лорды, включая коннетаблей Шотландии и Дании, лорда Стюарта из Розита и Реда Стюарта из Дандоналда. Все они считались союзниками семейства герцога.
Младший из сыновей Мердока успел скрыться и бежал на запад. Позже он вернулся с небольшой армией сторонников, чтобы сжечь Думбартон и убить Реда Стюарта, освобожденного племянником из тюрьмы. Войска короля преследовали мятежников до самой границы Ирландии. Мердока и его сыновей, а также тестя, восьмидесятилетнего графа Леннокса, судили и приговорили к смертной казни по обвинению в государственной измене. Герцог Роберт ускользнул от мести короля, и тот сорвал злобу на своих родственниках. Остальные знатные пленники были заключены в тюрьму, многие лишились поместий. Его величество решил вселить страх Божий в тех, кто попытается противостоять ему, но принятые меры оказались незаслуженно жестокими, и хотя лорды были действительно напуганы, в их сердцах разгоралась неукротимая ненависть к новому королю. т — Ему придется быть сильным, иначе в стране вновь воцарится хаос, — попытался защитить короля Энгус.
— Верно, — согласился Атолл, — но милосердие — вовсе не признак слабости. У Якова в душе нет ни капли жалости. Он готов разделаться со всеми, лишь бы спокойно править Шотландией. Когда вы были в отъезде, один из его кузенов ударил пажа и король заметил это. По его приказу привели родственника, вытянули его руку на столе, и обиженный паж приставил острый нож к запястью несчастного. Так они простояли целый час, пока наша добродетельная королева, присутствующие дамы и священник молили короля о пощаде. Даже паж простил беднягу. Наконец король смилостивился, но прогнал родича с глаз долой и велел удалиться от двора. Этот человек готов на все ради власти. Берегитесь его, господин мой.
— Вы прекрасно знаете натуру шотландцев, — возразил лэрд. — И король, естественно, должен проявлять жестокость — хотя бы для того, чтобы удержать бразды правления. Мы народ буйный, и в прошлом на престол не раз всходили слабовольные, бесчестные, тупоголовые да и попросту продажные правители. Король не таков. Его стремление к справедливости сильнее, чем у любого знакомого мне человека, граф. Ко времени, когда во всей стране установятся мир и порядок, Яков не будет так строг. Ну а пока мои долг — доверять ему.
— Моему племяннику повезло иметь столь верного друга в вашем лице, — заметил граф, — но все же примите мой совет и остерегитесь. Сильным мира сего нельзя доверять. Власть неузнаваемо меняет человека.
— Благодарю вас за добрые слова, но я все же останусь предан королю до самого конца. Пока он ничем меня не разочаровал, и обязанность вассала — повиноваться сюзерену.
Уолтер Стюарт молча покачал головой. Даст Бог, Яков никогда не предаст своего старого товарища. Но кто знает, что будет через несколько лет? У короля нет ни совести, ни чести там, где речь идет об интересах страны.
Атолл поглядел на дальние холмы, за которыми лежала Англия. Им дано важное поручение, но главное — скоро он увидится с сыном!
Граф не мог ни о чем больше думать. В конце концов, его страна в надежных руках, даже если племянник и оказался куда более бесчеловечным, чем они предполагали. Но Шотландия вынесет все и, возможно, даже начнет процветать под эгидой Якова Стюарта.
ЧАСТЬ III. ШОТЛАНДИЯ. ЗИМА 1425 ГОДА — ЛЕТО 1430 ГОДА
Глава 11
В горах Шотландии по-прежнему были сильны обычаи и традиции древних кельтов. Второго февраля на склонах заметенных снегом холмов взметнулись к небу языки пламени. Настал имболк — время, когда ягнились овцы и на свет появлялись крошечные новорожденные ягнята. Кельты считали, что с этого времени дни постепенно прибавляются и весна побеждает холодную, суровую зиму.
Найрн-Крэг, высокий и темный, словно нависал над окружающим пейзажем. Карнизы украсились сосульками, а с крыш ежедневно приходилось сбрасывать целые сугробы, иначе потолки неминуемо провалились бы. Оба колодца замерзли, и по утрам надо было прорубать лед, чтобы достать воду.
Фиона с утра до вечера хлопотала, занятая нелегкими обязанностями хозяйки замка. Помимо всего прочего, нужно было лечить обмороженные конечности слуг и воинов, избавлять страждущих от кашля и насморка. Такой зимы не помнили даже самые старые жители Найрна.
Постель казалась единственным местом, где можно было согреться. Уже с рассвета Фиона нетерпеливо ждала вечера и, обойдя дом, чтобы убедиться, что все очаги потушены и пожар дому не грозит, спешила в хозяйские покои, которые делила с Колином. Настоящим убежищем стала огромная кровать с плотным домотканым пологом, который можно было задернуть. Какая-то добрая душа смастерила пышную пуховую перину и теплое одеяло. Фиона следила, чтобы простыни перекладывали лепестками лаванды, отчего они издавали тонкий аромат. Поверх одеяла набрасывалось покрывало из великолепных лисьих шкур. И конечно, ее всегда ждали крепкие объятия Найрна.
Со временем она осознала, что Колин не так уж и виноват. Он и не подумал бы украсть ее, но король проговорился, что по его приказу Найрна натолкнули на эту мысль. За прожитые вместе месяцы она многое узнала о хозяине Найрна. В нем не было ни капли злобы и жестокости. Добродушный, милый, очаровательный великан и, помоги Боже, любит ее! Фиона восхищалась его неизменной преданностью клану и старшему брату. Ее до слез трогали искренность и честность Колина, и поэтому она невольно тянулась к нему, забывая о прошлом.
К сожалению, о его матери нельзя было сказать того же. Она вовсе не ревновала Колина к жене, просто между сыном и матерью установилась глубочайшая взаимная неприязнь. Старуха злилась еще и оттого, что у нее отняли власть, которая ей принадлежала в этом доме много лет. Что же касается слуг, они были рады перейти под начало жизнерадостной молодой хозяйки. Фиона сразу же дала понять, что не потерпит воровства или неповиновения, но при этом не доводила бедняг до слез и не наказывала за случайные ошибки поркой. Она была добра и терпелива.
— Если будешь спускать им все, — предупредила Мойра Роуз, — они станут красть. Пожалеешь кнута — потерпишь урон.
— Они из кожи вон лезли только из страха перед вами, — невозмутимо возразила Фиона. — Я всегда старалась справедливо обращаться со слугами, и они меня до сих пор не подводили. Доброта — не столь уж плохое качество. Правда, нерадивым слугам не место в моем хозяйстве.
Мойра Роуз презрительно фыркнула и удалилась к себе в сопровождении личной и единственной служанки — сморщенной старой ведьмы Битег, бывшей когда-то ее кормилицей. В тех случаях, когда она выходила в коридор, слуги испуганно жались по углам, остерегаясь связываться с вредной каргой.
