— Ты прав, — выдавила она.
Они пришпорили коней и помчались по дороге. Последующие дни путники останавливались на отдых только ночью, а с первыми лучами солнца трогались в путь. Коней кормили травой, сами питались овсяными лепешками и ягодами и пили воду из ручьев, рассекавших зеленые долины.
В аббатство прибыли к вечеру. На этот раз каменные здания не казались Ронуин такими мрачными, как в юности.
Церковный колокол созывал монахинь к вечерне. Въехав в ворота, всадники спешились и стали дожидаться, пока тетка выйдет из церкви.
Как ни странно, Гуинллиан, в жизни не встречавшая племянника, сразу его узнала, а увидев Ронуин, тихо вскрикнула:
— Слава Богу, ты жива! Что случилось? Почему не предупредила о приезде? — Она внезапно смолкла и с неподдельным участием посмотрела на племянницу. — Пойдемте в здание капитула, там и потолкуем, — решила она и, обернувшись к Оту и Дьюи, приказала:
— Вы знаете, куда отвести лошадей. Потом можете идти на кухню, там вас покормят.
Аббатиса провела родственников в маленькую комнату, налила им вина и усадила.
— А теперь рассказывайте, зачем пожаловали ко мне. Знает ли отец, что ты здесь и жива? И не будет ли неприятностей с англичанами?
— Это длинная история, — начала Ронуин и подробно пересказала тетке, что произошло за все годы после их расставания. — Не знаю, куда мне податься, — закончила она. — Теперь я слишком знатная дама, чтобы жить в Ситроле.
— Это верно, — согласилась Гуинллиан.
— Но что теперь делать? Эдвард де Боло пренебрег честью и именем нашей семьи. Он должен заплатить за это, но я не знаю, с чего начать.
— Хочешь его смерти? — осведомилась аббатиса.
— Нет, это было бы слишком легким наказанием, — запротестовала Ронуин. — Кроме того, Кэтрин ни в чем не виновна. Она просто подчинилась воле брата.
— Значит, следует придушить его брата? — усмехнулась тетка.
Ронуин, невзирая на боль, рассмеялась:
— Не стоит. Я не слишком люблю Рейфа де Боло за спесь и надменность. Уж очень он высокого о себе мнения! Однако он делает все для счастья сестры, совсем как Глинн — для меня.
— Объявить тебя живой нетрудно, — задумчиво сказала аббатиса. — Нельзя же отрицать твое существование! — Длинные тонкие пальцы тихо барабанили по дубовой столешнице. — Что до остального, я должна посоветоваться с херефордским епископом. Эдвард де Боло отказался от тебя, не имея убедительных доказательств твоей кончины, и с неприличной поспешностью женился на другой, не выдержав положенного траура. Но твое положение второй жены язычника станет неоспоримым доказательством распущенности. Подумай сама — благочестивая супруга христианского рыцаря уступила похотливым домогательствам другого мужчины. Многие посчитают, что тебе и в самом деле лучше было бы покончить с собой, чем вести подобную жизнь.
— Они ничего не знают о гареме! — возмутилась Ронуин. — Там нечем даже еду разрезать! За мной постоянно наблюдали. Я не смогла бы убить себя, даже если бы очень хотела! Но я все же сумела убежать и вернуться к мужу, не зная о его измене.
— Такое желание, несомненно, вызовет сочувствие, — заметила аббатиса, — хотя полностью тебя не оправдает.
— Сердцем я оставалась верна Эдварду. Хотела бы я, чтобы он был мне так же предан, — упрямо твердила Ронуин.
— Погаси пламя своего гнева, — улыбнулась аббатиса, — и мы найдем праведный суд! Уверена, что хочешь этого?
— Я должна, иначе моя честь и честь семьи останутся запятнанными. Ап-Граффид — человек гордый и не снесет позора, если мы не получим возмещения за нанесенное оскорбление.
— Вынуждена согласиться с тобой, дитя мое, — кивнула аббатиса. — А ты, Глинн? Тебе нечего сказать? Клянусь Богом, ты копия своего отца в молодости!
— Сначала, — признался Глинн, — я думал прикончить де Боло, но сестра отговорила. Она не хочет, чтобы я всю жизнь прожил с таким тяжким грузом на совести, особенно если намереваюсь вернуться в свое аббатство и когда-нибудь принять постриг.
— Значит, желаешь стать монахом, Глинн ап-Ллуэлин? — тихо осведомилась аббатиса. Как странно, что сын брата добровольно отрекается от титула наследного принца и стремится стать скромным служителем церкви!
— Я повидал мир, тетя, и хотя искренне наслаждался его разнообразием, все же понял, что не предназначен для такого существования. Скоро моя музыка и поэзия будут восхвалять одного лишь Господа. Мир и покой — вот все, чего я ищу. Я предпочитаю порядок и тишину суетности света.
— А отец знает о твоем решении, племянничек? — поинтересовалась Гуинллиан.
— Узнает, хотя, думаю, он давно предполагал, каким будет мой путь. Завтра я пошлю Ота и Дьюи за ним. Пусть расскажут ему, что произошло с моей бедной сестрой.
Ронуин с такой силой ударила его в живот, что Глинн покачнулся.
— Не смей меня жалеть, гнусное отродье! — крикнула она. — Мою честь очернили! Но не думай, Глинн, мне не нужен мужчина, чтобы сделать жизнь полной! Я никогда не нуждалась и впредь не буду нуждаться в твоей жалости!
— Для порядочной женщины есть два пути, — заметил Глинн, — монастырь или замужество.
— Похоже, я больше не считаюсь порядочной женщиной! — невесело рассмеялась Ронуин. — Поэтому я могу поступить как хочу, дорогой братец! На золото, которым великодушно снабдил меня Баба Гарун, я открою лавку в Шрусбери. Стану торговать восточными шелками и пряностями и богатеть с каждым годом. Буду брать в любовники молодых людей и прогонять, когда надоедят! Пусть страдают и вспоминают о проведенных со мной ночах!
Аббатиса так и покатилась со смеху, глядя на потрясенного племянника.
— Благодарение Богу и Его Пресвятой Матери за то, что тебя не сломили невзгоды, Ронуин, дочь Ллуэлина.
— Сердце мое ранено, но скоро заживет. Я вернулась, искренне веря, что Эдвард любит меня и простит. Хотела разделить с ним то, чему научил меня халиф, и возместить ему все обиды первых месяцев нашего брака, когда страсть пугала меня так сильно, что я не могла выносить его прикосновений. Боюсь, он много потерял, потому что никогда не узнает, от какой женщины отказался, — тихо сказала Ронуин. — Если кто и достоин жалости, так это он.
Аббатиса кивнула:
— Похоже, дитя мое, в тебе куда больше благородства, чем в де Боло. Можешь этим гордиться.
Через пять дней в аббатстве появился ап-Граффид, готовый накинуться на дочь, бросившую мужа. Но, узнав правду, он стал рвать и метать. Ронуин пришлось долго успокаивать отца.
— Обида прошла, но честь нашей семьи должна быть восстановлена, господин мой, — объяснила она.
— Значит, я опять для тебя только господин? — расстроился он.
— Отец, — поспешила она умаслить ап-Граффида. — Конечно, отец.
— Я потребую от короля другого мужа для тебя, иначе разорву договор! — бушевал ап-Граффид.
