Удивленная, она почувствовала, как рука старика тяжело опустилась на ее голову. Повернувшись, Кейлин взглянула на него. Единственная слезинка катилась по его небритому лицу. На мгновение Кейлин почувствовала озлобление. Старик не имел права так вести себя после той бессердечности и жестокости, которую он проявил не только по отношению к ней, но и по отношению к Бренне и Каине. Потом что-то произошло у нее в душе, и она почувствовала, что злость пропала. Она сквозь слезы улыбнулась ему.
— Мы похожи, Берикос? У меня характер не только Бренны. Твой тоже. Мы не только остры на язык, но и излишне горды в придачу. — Она похлопала себя по животу. — Только богам известно, на кого будет похож твой правнук.
Он не то засопел, не то захихикал по поводу ее замечания. Потом вдруг произнес:
— Хорошо!
— Хорошо? — переспросила она. Он энергично закивал, и из его гортани донесся звук, похожий на смех. — Ты действительно так считаешь? Ну что же, после праздника Лага увидим, прав ли ты, — ответила Кейлин с легкой улыбкой.
На следующее утро к ней подошла Сира и сказала:
— Ты сделала Берикоса счастливым, детка. Твоя мать гордилась бы тобой. Думаю, это поможет ему обрести мир с самим собой и с Кайной.
Кейлин кивнула.
— Почему бы нет? — сказала она. — Прошлой ночью двери между двумя мирами приоткрылись. Может быть, не так широко, как на Новый год, но открылись. Я чувствую, моя мать хотела бы, чтобы я была великодушной к Берикосу. Странно, не правда ли. Сира? Всего лишь несколько недель назад Берикос был крепок, полон жизни и повелевал своим народом. А сейчас он — никто, просто слабый и жалкий старик. Как быстро боги вершат свое правосудие, когда решают, что для этого пришло время!
— Жизнь недолговечна, детка, и слишком быстро проходит, как ты скоро убедишься. Во времена пылкой юности ты чувствуешь себя полной сил и нет ничего невозможного! А потом вдруг превращаешься в высохшую шелуху, но желания остаются, хотя уже нет сил. — Она засмеялась. — Ну, тебе пора. Иди со своим мужчиной. Позови меня, когда должен будет появиться ребенок. Мы с Маеве поможем тебе.
Кейлин попросила остановиться у скамейки, где, греясь на утреннем майском солнышке, сидел ее дед. Она наклонилась и поцеловала его седую голову, потом, взяв его за руку, пожала ее.
— Прощай, дед, — тихо сказала она. — Я привезу тебе ребенка, когда он родится.
Они вернулись домой, и Кейлин, полная сил, помогала укладывать ветки и штукатурить стены нового амбара, в то время как Вульф и слуги работали на полях. Лето выдалось хорошим, не слишком засушливым и не очень дождливым. В садах наливались фрукты, тяжело свисая с ветвей. Зерно созревало медленно, но сено уже скосили, высушили и уложили в амбары на зиму.
Коровы прибавили в весе, стадо значительно увеличилось этой весной с рождением телят. Овцы тоже расплодились, приближалось время их стрижки. Кейлин, сидя на открытом воздухе около зала, удовлетворенно смотрела на поля. На мгновение ей показалось, что ничего не изменилось. Тем не менее все стало другим. Другое время, и она начала ощущать это особенно сильно.
Однажды вечером они с Вульфом лежали на склоне холма, глядя на звезды.
— Почему ты никогда не рассказываешь о своей семье? — спросила она. — Я ношу твоего ребенка, ничего не зная о тебе.
— Ты моя семья! — Он взял ее за руку.
— Нет! — настаивала она. — Кто твои родители? Есть ли у тебя братья и сестры? Что случилось с ними? Они в Британии?
— Мой отец умер еще до моего рождения, — сказал он. — Мать умерла, когда мне исполнилось всего два года. Я не помню их. Они умерли молодыми, и я был их единственным ребенком.
— Но кто же воспитывал тебя? — Ей было жаль, что у него не осталось близких родственников, но, с другой стороны, это означало, что он целиком принадлежит ей.
— Меня воспитывали родственники из моей деревни в Германии. Я переходил от одного родственника к другому как милое, но нежеланное животное. Они не выражали неприязни, но, поверь, жизнь была тяжелой. На самом деле никому не хотелось иметь еще один рот. Я ушел от них, когда мне исполнилось тринадцать, и поступил в легионеры. Я никогда не вернусь к ним. Теперь здесь моя земля, мой дом. Ты и мой ребенок — моя семья. До встречи с тобой я был одинок.
— До нашей встречи, — сказала она, — я тоже была одинока. Боги милостивы к нам, Вульф.
— Да, — согласился он, глядя в небо. Они увидели падающую звезду, оставившую в небе след.
Однажды от магистра Порция прибыл раб с посланием. У Антонии начались роды, и магистр находился в затруднении. Он писал, что служанки Антонии оказались беспомощными, хотя в это верилось с трудом. Он просил Кейлин приехать на виллу и помочь им. Вульф Айронфист недовольно ворчал, но Кейлин решила, что, поскольку магистр был так добр к ним, ей не следует отказываться.
— Мы подложим подушку в двуколку, и я доеду со всеми удобствами, — сказала она мужу. — Наш ребенок должен появиться на свет через несколько недель. Даже если мы поедем медленно, я смогу быть там к концу дня.
Когда Кейлин прибыла, магистр Порций очень благодарил ее, так как Антония все еще мучилась родовыми схватками.
— После смерти Квинта она отослала всех женщин, заменила их легкомысленными девчонками. Не понимаю почему, — ответил он на немой вопрос Кейлин.
— Возможно, она хотела начать новую жизнь, — предположила Кейлин. — Может быть, те женщины наводили на нее грустные мысли. Они напоминали ей тех, кого она потеряла, те лучшие времена, которые ушли безвозвратно.
— Может быть, ты права, Кейлин Друзас, — ответил он.
— Вы просили меня прийти, и я пришла, — сказала Кейлин. — Как чувствовала себя Антония до моего приезда? Я помогу ей, конечно, но я не специалист. Разве среди ее служанок нет акушерки?
Он беспомощно пожал плечами:
— Не знаю.
— Я раньше никогда не принимала роды, но знаю, что надо делать. Антония сама поможет мне, это ее четвертый ребенок. Отведите меня к ней.
Они пришли в ее комнату. Женщина лежала одна, служанки исчезли. Голубые глаза Антонии на мгновение вспыхнули гневом, когда она увидела, с кем пришел отец, но, подавив его, она сказала:
— Зачем ты пришла, Кейлин Друзас?
— Твой отец попросил помочь тебе, хотя, верно, ты знаешь лучше меня, как рожать детей. Поэтому я буду делать то, что смогу, Антония. Твои молодые служанки беспомощны.
Антония застонала, почувствовав схватки, но кивнула головой.
— Хорошо, что пришла, — признала она неохотно. Ребенок, который вскоре появился, оказался мертвым, вокруг его маленькой шеи намоталась пуповина. Это был мальчик; он был совсем синий. Кейлин плакала, не скрывая слез, огорченная несчастьем Антонии. Хотя она ненавидела своего кузена Квинта, она знала, что Антония очень любила его. Кейлин, влюбленная в Вульфа, могла представить глубокое горе Антонии от потери сына после смерти Квинта Друзаса. Однако Антония не заплакала.
