— Госпожа Антония предупреждала, что именно это ты станешь говорить, — угрюмо ответила женщина. — Еще она сказала, что ты буйная и воображаешь, что принадлежишь к высшему сословию. Кроме того, ты соблазнила ее последнего мужа и родила от него внебрачного ребенка. Ты ей больше не нужна.
— А где мой ребенок? — спросила Кейлин.
— Мне сказали, он умер, — последовал холодный ответ. Кейлин зарыдала.
— Я не верю тебе! — закричала она. Прежде чем она сообразила, что происходит, ей в глотку влили какую-то горькую жидкость, и она снова погрузилась в темноту.
В течение нескольких дней Кейлин находилась между реальностью и кошмаром. Когда наконец ей дали возможность прийти в себя, она была уже в Галлии, и ее вместе с Другими рабами переправляли южнее, к Средиземному морю. Вскоре одна красивая молодая женщина попыталась бежать. В отличие от большинства рабов на ней не было ни ошейника, ни цепей. Ее быстро поймали, ведь она не знала местности.
Хозяин обдумывал, как наказать ее. Если ее побить, можно испортить прекрасную кожу, а эта самая кожа и была той ценностью, за которую он мог получить хорошенькие денежки. Он решил изнасиловать ее на глазах у всех.
— Еще раз убежишь, сука, — пообещал он, выполняя свою угрозу, — и я отдам тебя своим людям! Может быть, ты этого хочешь, девка?
Женщины с ужасом смотрели на эту сцену, и хозяин понял, что с ними не будет проблем. После этого случая Кейлин решила стать неприметной. Она не мылась и не причесывалась. Туника, ее единственная одежда, изнашивалась с каждым днем. Кейлин не решалась постирать ее, так как боялась, что туника развалится и она останется голой, как некоторые женщины. Она не надеялась, что ей в случае чего дадут другую одежду.
Когда они достигли побережья, рабов разделили на группы. Некоторых погрузили на корабль, чтобы отправить в город Карфаген, а Кейлин и остальных послали в Константинополь. Как выяснилось потом, это был столичный город Восточной империи. Мужчин-рабов из их партии приковали цепями к веслам галеры. Они будут проданы, когда доберутся до места назначения, а пока их использовали как рабочую силу. Женщин загнали в трюм, малопригодный для жилья, с деревянным нужником, плохо освещенный и душный.
Каждый вечер являлся первый помощник; ухмыляясь, он отбирал нескольких женщин и уводил с собой. Они возвращались утром, всегда навеселе, с хорошей пищей и водой, которой никогда не делились. Им самим хотелось выжить. Когда появлялся первый помощник, Кейлин инстинктивно пряталась в самом темном углу. Ей не надо рассказывать, чем занимались эти женщины и за что получали подарки. Она исхудала от скудного питания, но осталась живой, когда корабль прибыл в Константинополь.
Утром хозяин пришел осмотреть женщин. Он выбрал нескольких, показавшихся ему наиболее привлекательными. Их тотчас увели. Оставшиеся пытались упросить хозяина взять их тоже и заплакали, когда он грубо оттолкнул их.
— А куда отправили тех? — спросила Кейлин пожилую женщину.
Женщина взглянула на нее и ответила:
— Их считают самыми лучшими среди нас. Они попадут на привилегированный невольничий рынок, но прежде, чем выставить на аукцион, их вымоют, надушат и оденут в прекрасные одежды. У них появятся богатые хозяева, и они смогут жить с комфортом, если понравятся.
— А что будет с нами? — полюбопытствовала Кейлин.
— Попадем на обычный рынок, — сказала женщина обреченно. — Нас купят для домашних или полевых работ или в какой-нибудь портовый публичный дом.
— А что такое — публичный дом?
От удивления лицо женщины стало немного смешным, но прежде, чем она смогла ответить, вниз спустились надсмотрщики и погнали женщин на палубу. С непривычки они щурились на солнышке. После долгих дней, проведенных в полутемном помещении, их глаза отвыкли от яркого света. Когда они немного освоились наверху, их повели по улицам города на невольничий рынок.
Кейлин удивлялась, глядя на четырех — и пятиэтажные здания. Она никогда не видела таких больших домов. А шум! Казалось, здесь он никогда не затихал. Она не могла представить, как люди ухитрялись жить среди этой какофонии и грязи. Вдоль улиц громоздились кучи мусора, отбросов. Ее босые ноги подгибались при каждом шаге. Наконец они добрались до открытого рынка рабов, где пробыли недолго. Один за другим рабы, которые пришли с ней, поднимались на помост; их быстро распродавали. Кейлин пыталась прятаться за других, пока это было возможно. Наконец ее грубо вытащили за руку на небольшую платформу.
— А вот прекрасная крепкая молодая девушка, пригодная для работы в доме или в поле, — провозгласил работорговец, Повернувшись к Кейлин, он приказал:
— Открой рот, девка. — Он присмотрелся и объявил присутствующим:
— У нее целы все зубы. Что? Какова ваша цена?
Покупатели разглядывали предлагаемый товар. Она была высокой и ужасно худой. Волосы неопределенного цвета, грязные и спутанные. В ней не было ничего привлекательного, и она не выглядела особенно крепкой или здоровой. Покупатели переминались с ноги на ногу, некоторые начали потихоньку отходить.
— Ну, предлагайте свою цену, — обратился торговец к присутствующим. — Она хорошо говорит по-латыни. Отмывшись, она станет прекрасной нянькой или прислугой в таверне. Улыбнись, девочка! — сердито прошипел он Кейлин.
Она не обратила на него внимания. Если ее никто не купит, может быть, они убьют ее, и тогда кончатся страдания. Затем вдруг взгляд Кейлин остановился на самом удивительном человеке, какого она когда-либо видела. Он был толстым, с розовыми щеками и веселыми карими глазами, которые очень внимательно осматривали ее. Незнакомец был одет в полосатый синий с золотом далматик. На голове красовалась густая черная шевелюра. Человек задумчиво поджал розовые губы, а затем сказал чистым приятным голосом:
— Я даю за нее два фоллеса.
— Два фоллеса? — Торговец притворился обиженным, хотя обрадовался, что ему предложили хоть что-то за это никудышное создание. И только он собрался принять предложение этого джентльмена, как вновь прозвучал приятный голос;
— Ну хорошо, я дам тебе четыре фоллеса. Не хочу, чтобы потом ты скулил, будто тебя обманули. Все вы, торговцы рабами, одинаково ведете себя, когда кто-нибудь уводит у вас из-под носа удачную покупку. Вы не можете распознать ценности того, что имеете, а когда кто-нибудь сделает это, вы начинаете выть и жаловаться богам… богу, — поправился господин.
— Иоанн, — раздраженно обратился скромно одетый господин к щеголю, — девчонка не стоит и пяти нумми, остановись на четырех фоллесах, — Она стоит дюжину солиди, братец, хотя ты до сих пор не разглядел этого. Поверь мне. Ты же знаешь, у меня нюх на такие вещи, — бормотал кудрявый толстяк, доставая монеты из кошелька и протягивая их торговцу. — Вот, парень, твои деньги. Берешь их? — Он посмотрел на торговца пронзительным взглядом.
Тот выхватил деньги из изящных пальцев и подтолкнул Кейлин к нему.
— Теперь иди за своим хозяином, девчонка, — проворчал он.
