Сколько денег было в бумажнике, Джон?
– А, не больше двадцати долларов. Но я на прошлой неделе
получил охотничью лицензию и сунул ее туда же. И потом чековая книжка. Если не
найду этот чертов бумажник, придется звонить в банк, чтобы они регистрационный
номер поменяли. Но больше всего мне жаль фотографий. Мама, папа, сестры… ну в
общем все такое прочее.
Джон не сознался, что оплакивает не пропавшие фотографии
отца, матери и сестер, а карточку, на которой они сняты вдвоем с Сэлли
Рэтклифф. Клат сфотографировал их на ярмарке во Фрайбурге за три месяцы до
того, как Сэлли бросила его ради этой безмозглой дубины Лестера Пратта..
– Ладно, Джон, не переживай, – успокаивал Алан. С деньгами и
книжкой можешь скорее всего распрощаться, а фотографии вернутся. Так почти
всегда бывает. Ты ведь и сам знаешь.
– Да. – Джон тяжело вздохнул. – Знаешь, я пытаюсь вспомнить,
был ли он при мне, когда я утром ехал на работу, и не могу.
– Надеюсь, ты его найдешь. Повесь на доску объявлений
записку.
– Повешу. И все здесь приберу.
– Я знаю. Не нервничай.
Алан, покачивая головой, вышел из конторы и направился к
стоянке.
3
Серебряный колокольчик над входной дверью Нужных Вещей
звякнул, и в магазин, несколько смущенно, вошла Бэбз Миллер, почетный член Эш
Стрит Бридж Клаб.
– Миссис Миллер! – радушно воскликнул мистер Гонт,
предварительно сверившись со списком, лежавшим перед ним на прилавке рядом с
кассовым аппаратом, и поставив там едва заметную галочку. – Как я рад, что вы
нашли время меня навестить. И очень вовремя. Ведь вы заинтересовались
музыкальной шкатулкой, если мне не изменяет память, правда? Прекрасной работы
вещь!
– Да, я хотела с вами о ней переговорить, – сказала Бэбз. –
Но, вероятно, она уже продана. – Она даже представить себе не могла, чтобы
такую восхитительную вещь еще не купили. Но при мысли об этом сердце болезненно
сжималось. Мелодию, исполняемую шкатулкой, ту самую, которую забыл мистер Гонт,
по его собственному признанию, Бэбз, как ей казалось, определенно знала.
Однажды она под нее танцевала в Павильоне на Олд Орчард Бич с капитаном
футбольной команды, а позже, в тот самый вечер, подарила ему свою девственность
под несравненной майской луной. С ним, этим капитаном, она испытала первый и
последний в жизни оргазм, и пока кровь бурлила в жилах от страсти, в голове
неотступно звенели ритмы мелодии.
– Нет, она все еще здесь. – Мистер Гонт достал шкатулку с
витринной стойки, где она пряталась за камерой «Поляроид», и поставил ее
наверх. Лицо Бэбз Миллер просияло.
– Я уверена, она стоит дорого, гораздо дороже, чем я могу
заплатить, но она мне очень нравится, мистер Гонт. И если есть хоть малейшая
возможность купить ее… ну, скажем, в кредит…
Мистер Гонт улыбнулся. Улыбка была утонченная и в то же
время доброжелательная.
– Думаю, вы напрасно беспокоитесь и скорее всего удивитесь,
узнав, настолько скромна на самом деле цена этой прелестной музыкальной
шкатулки, миссис Миллер. Очень удивитесь. Присядьте. Давайте побеседуем.
Бэбз села.
Он подошел к ней.
Он посмотрел ей в глаза.
Знакомая мелодия снова закружилась у нее в голове. И Бэбз
пропала.
4
– Я припоминаю, – сказала Алану Джилл Мислабурски. – фамилия
мальчика Раск. Кажется, Билли… или, может быть, Брюс.
Они стояли в гостиной, главное место в которой было отведено
телевизору «Сони» и огромной пластмассовой фигуре распятого Иисуса, висевшей на
стене над ним. По ящику показывали «Опра». Судя по тому, как Иисус выкатил
глаза под своим терновым венцом, он предпочел бы программу Жиральдо или сериал
«Бракоразводный процесс». Миссис Мислабурски предложила Алану чашку кофе, от
коей он отказался.
– Брайан, – сказал он.
– Верно, Брайан. Ну конечно, Брайан.
На ней была все та же ядовито-зеленая шаль, но красная
сеточка с головы исчезла. Огромные, размером с картонную трубку в центре рулона
туалетной бумаги, локоны короной обрамляли ее прическу.
– Вы уверены, миссис Мислабурски?
– Абсолютно. Я вспомнила его имя сегодня, когда проснулась
утром. Его отец делал нам в доме алюминиевую обшивку два года назад. Мальчик
приходил время от времени и помогал ему. Он показался мне очень славным
ребенком.
– Вы не предполагаете, что он мог делать у дома Ержиков?
– Он сказал, что пришел узнать, не собираются ли они нанять
на зиму дворника расчищать подъездную дорогу. Кажется, так. И добавил, что
зайдет в другой раз, когда они успокоятся. Бедняжка был напуган до смерти, и я
нисколько его не виню. – Она покачала головой. Крупные локоны мягко
подпрыгнули. – Мне конечно жаль, что она умерла такой смертью… – миссис
Мислабурски доверительно понизила голос, – но я рада за Пита. Никто не
представляет, что он испытывал, живя с этой женщиной. Никто. – Она
многозначительно взглянула на распятие и снова перевела взгляд на Алана.
– Да-а-а, – неопределенно протянул он. – А больше вы ничего
не заметили, миссис Мислабурски? В смысле дома, шума или мальчика?
Она дотронулась указательным пальцем до кончика носа и
задумчиво возвела глаза к потолку.
– Пожалуй, нет, ничего. У мальчика – Брайана Раска – на
багажнике велосипеда стояла сумка-холодильник. Это я помню, но не думаю, что
такая деталь…
– Вот как? – перебил Алан и даже рукой взмахнул. Неясная, но
тревожная мысль вспыхнула у него в голове. – Сумка-холодильник.
– Ну знаете, такие берут с собой на пикники и вообще за
город. Я запомнила ее, потому что эта сумка была чересчур велика для его
багажника.
Наклонилась, чуть на падала.
– Спасибо, миссис Мислабурски, – медленно произнес Алан. –
Спасибо вам огромное.
– Это что-то значит? Какой-то ключ?
– Сомневаюсь. – Но Алан был явно заинтересован сообщением.
– Я бы скорее поверил в версию вандализма, если бы мальчишке
было лет шестнадцать-семнадцать, – сказал Генри Пейтон. Алан был с ним в общем
согласен, но ему приходилось встречаться и с двенадцатилетними вандалами… и
потом, в сумку-холодильник может войти приличная горстка камней.
И тогда он почувствовал, что с нетерпением дожидается
разговора с мальчиком по имени Брайан Раск.
5
Серебряный колокольчик зазвенел. В Нужные Вещи вошел Сонни
Джекет, устало переставляя ноги и теребя в руках грязную промасленную кепку. Он
был похож на человека, искренне верившего в то, что он в самом скором времени
разобьет вдребезги, расколотит множество самых ценных вещей; разбивать ценные
вещи, объявляло во всеуслышание его бесхитростное лицо, не моя воля, а мой
крест.
