– Когда я был ребенком, – говорил Том Киллингворт, – в
швейной комнате моей мамы висел на стене плакат с такими словами: «И да
вознесешься ты на небеса за полчаса до того, как дьяволу станет известно о
твоей смерти».
Нетти прожила трудную и во многом печальную жизнь, но я
верю, что, несмотря ни на что, она никогда не торговала своей душой. Смерть ее
была ужасна и безвременна, но я надеюсь всем сердцем, что Нетти уже на небесах
и что дьявол до сих пор остается в неведении.
Преподобный Киллингворт поднял руки в традиционном
благословляющем жесте.
– Помолимся!
С другого конца холма, где хоронили Вильму Ержик, доносился
то тише, то громче хор голосов, вторящий молитве отца Джона Брайама. Там же,
вдоль дороги до самых ворот кладбища выстроился ряд машин. Люди приехали сюда
не ради покойной Вильмы, а для того, чтобы поддержать ее оставшегося в живых
мужа, Питера Ержика. Здесь же смерть Нетти оплакивали лишь пятеро: Полли, Алан,
Розали Дрейк, старый Ленни Партридж (ходивший на все похороны из принципиальных
соображений, если только хоронили не католика) и Норрис Риджвик. Норрис был
бледен и рассеян.
– Да благословит вас Бог и да сохранится память о Нетти Кобб
в ваших сердцах навечно, – сказал Киллингворт, и стоявшая рядом с Аланом Полли
снова заплакала. Он обнял ее за плечи, и она благодарно прильнула к его плечу,
отыскав руку и крепко сжав ее.
– Да обратит Господь Всемилостивый к вам свой взор; да не
лишит он вас своего милосердия; да прольет он свет на ваши души и да снизойдет
на них мир и покой. Аминь.
День был еще жарче, чем на праздник Колумба, и когда Алан
поднял голову, ему пришлось зажмуриться, так блестел металлический помост с
гробом в лучах солнца. Он отер свободной рукой пот со лба. Полли пошарила в
сумочке в поисках салфетки и утерла ею слезы.
– Как ты себя чувствуешь, дорогая? – спросил Алан.
– Хорошо, но не могу не плакать о ней. Бедная Нетти. Бедная,
бедная Нетти. Почему это случилось? Как? – Она снова всхлипнула.
Алан, задававший себе те же самые вопросы, обнял Полли еще
крепче. Из-за ее плеча он увидел Норриса, смотревшего в ту сторону, где стояли
машины скорбящих о Нетти, и на лице его застыло выражение человека, либо не
вполне проснувшегося, либо бредущего в неизвестном направлении. Алан
нахмурился. К Норрису подошла Резали Дрейк, что-то сказала ему и он пожал ей
руку.
«Норрис тоже знал Нетти, – подумал Алан, – и просто очень
расстроен теперь. Ты все последнее время гоняешься за тенями, так что скорее
всего надо спросить, что с тобой самим происходит».
Но в этот момент подошел Киллингворт, и Полли, справившись с
собой, поблагодарила его. Киллингворт протянул к ней руки, и Алан с удивлением
отметил, как Полли без страха отдала в распоряжение проповедника свою руку.
Он не помнил, чтобы Полли так спокойно и не задумываясь
протягивала кому-нибудь руки.
Ей не просто лучше, ей гораздо лучше. Что же случилось? Как
это произошло? В чем дело?
На другом конце холма гнусавый и слегка возбужденный голос
отца Джона Брайама произнес:
– Пусть земля будет ей пухом, и да благословит вас Бог.
– И вас, – хором откликнулись слушатели. Алан взглянул на
простой серый гроб посреди нелепого и неестественного ковра ярко-зеленой
искусственной травы и подумал: «Пусть земля будет пухом тебе, Нетти. Отныне и
во веки веков».
2
В то время как двойные похороны на Отечественном кладбище
подходили к концу, Эдди Уорбертон подъехал к дому Полли. Он вышел из машины –
совсем не такой новенькой и замечательной по всем статьям, какую привел в
полную негодность этот вонючий недоносок в Саноко, а из той, которую можно
назвать разве что колымагой, – и оглянулся по сторонам. Все было тихо, как
бывает только в жаркий августовский полдень.
Эдди торопливо зашагал ко входу в дом, теребя в руках
конверт, похожий на те, в которых присылают официальные повестки. Мистер Гонт
позвонил ему минут десять назад и напомнил, что пора расплатиться за медальон.
И вот Эдди здесь… Мистер Гонт из тех людей, которые если уж сказали гоп! – надо
прыгать.
Эдди поднялся на три ступеньки крыльца. Над дверью
позванивали на легком ветерке колокольчики, звук вполне мирный и отнюдь не
тревожный, но даже он заставил Эдди вздрогнуть. Он снова оглянулся, никого не
увидел и посмотрел на конверт. Письмо было адресовано миссис Патриции Чалмерс
смазливой задаваке. Эдди понятия не имел, что полное имя Полли – Патриция, и
ему было на это наплевать в самой высокой степени. Его дело выполнить просьбу
мистера Гонта и уматывать.
Он бросил конверт в щель и тот упал на почту, уже лежавшую
на полу: два каталога и программа телевидения. Обычный конверт с указанием
адреса Полли и ее имени между почтовой маркой в правом верхнем углу и обратным
адресом в левом:
Отдел социального обеспечения детей и подростков
Сан-Франциско 666 Гэри Стрит Сан-Франциско, Калифорния 94112
3
– Что случилось? – спросил Алан, когда они с Полли шли по
кладбищенской дорожке к его автомобилю. Он хотел перемолвиться парой слов с
Норрисом, но тот уже удрал на своем «фольксвагене» скорее всего снова на озеро,
чтобы успеть порыбачить до захода солнца.
Полли все еще была бледна, глаза красные, но уже улыбалась.
– Что случилось с кем?
– Не с кем, а с чем? С твоими руками. Каким образом им стало
лучше?
Прямо чудо какое-то.
– Да, – Полли вытянула руки и раздвинула пальцы веером,
демонстрируя свои достижения Алану. – Действительно чудо.
Пальцы по-прежнему были искривлены и суставы оставались
распухшими, но отек, такой явный еще в пятницу, прошел совсем.
– Ну, милая дама, докладывайте.
– Знаешь, я не уверена, что надо это рассказывать. Я сама растеряна,
честное слово.
Они остановились и помахали Резали Дрейк, проехавшей мимо в
своей старой синей «тойоте».
– Давай, давай, – подзадоривал Алан. – Раскалывайся.
– Ну ладно, – согласилась Полли. – Вероятно, я
просто-напросто набрела на хорошего доктора. – Она слегка покраснела.
– И кто же он?
– Доктор Гонт, – сказала Полли, коротко и несколько нервно
хохотнув. Доктор Лилэнд Гонт.
– Гонт?! – Алан смотрел на нее с недоумением. – Что же он
такое сделал с твоими руками?
– Отвези меня к нему в магазин, а я по дороге все расскажу.
