– Да, сэр.
Алан тоже вздохнул.
– Но ведь теперь тебе точно известно, что происходило на
самом деле. И ты понимаешь, как это ужасно. Швырять камни в чужие окна плохо
само по себе, даже если это не кончается еще хуже.
– Да, сэр.
– Но в этом случае получилось как раз гораздо хуже. Ты ведь
знаешь об этом, правда, Брайан?
– Да, сэр.
Ну и глаза. Так и сверлят его, глядя с неподвижного,
болезненно-бледного лица. Алан начал понимать две вещи: Брайан Раск отчаянно
желает рассказать ему, как было дело, но не скажет ни за что, во всяком случае
не собирается.
– Вид у тебя невеселый, Брайан.
– Да, сэр?
– Означает ли «да, сэр», что тебе и в самом деле невесело?
Брайан кивнул, и из-под набухших век выползли еще две слезы.
Алан испытывал два несовместимых чувства: сочувствие и раздражение.
– Отчего же тебе невесело, Брайан? Скажи мне.
– Мне еще один снился сон, раньше, часто. Сон очень
приятный. Глупый, но все равно приятный.
Алану приходилось напрягать слух, чтобы расслышать то, что
говорил Брайан.
– Мне снилась мисс Рэтклифф, моя учительница-логопед. Теперь
я знаю, что это глупо. Раньше не знал и было лучше. Но, понимаете… Я ведь еще
кое-что знаю теперь.
Темные несчастные глаза снова посмотрели на Алана.
– Сон, который мне приснился недавно… ну тот, о чудовище… я
его боюсь, шериф Пэнгборн, но грустно мне оттого, что я теперь знаю. Это все
равно что знать, как фокусник делает свои фокусы.
Алан мог бы поклясться, что Брайан смотрит на ремешок его
часов.
– Иногда гораздо лучше быть дураком, я теперь в этом уверен.
Алан положил руку на плечо Брайану.
– Брось ты эту муру, парень. Расскажи мне все по порядку.
Что видел, что делал.
– Я пришел для того, чтобы спросить, не хотят ли они нанять
дворника чистить подъездную дорогу зимой, – Брайан произнес эту фразу настолько
механически, что Алан вздрогнул от неожиданности и страха. Мальчик, как мальчик
– узкие джинсы, майка с портретом Барта Симпсона, но разговаривает как робот,
неумело запрограммированный и теперь готовый отключиться от перегрузки. Впервые
за все время Алан заподозрил, что Брайан Раск мог видеть, как камни швырял
кто-нибудь из его родителей.
– Я услышал шум, – продолжал мальчик. Он говорил короткими
отрывистыми фразами, какими учат говорить детективов в суде. – Шум был
страшный. Что-то ломалось, билось. И я уехал, помчался изо всех сил. Женщина из
соседнего дома стояла на крыльце. Она спросила меня, что происходит. Мне
кажется, она тоже испугалась.
– Да, – подтвердил Алан. – Джиллиан Мислабурски. Я с ней
беседовал.
Он дотронулся до сумки-холодильника, скособочившейся на
багажнике Брайана, и от него не ускользнуло, как сжались губы Брайана, когда он
это сделал.
– Этот холодильник тоже с тобой был в воскресенье утром?
– Да, сэр. – Брайан вытер щеки тыльной стороной ладони и
снова поднял на Алана утомленный взгляд.
– Что в нем было?
Брайан ничего не ответил, но губы его заметно дрожали.
– Что в нем было, Брайан?
И снова молчание.
– В нем были камни?
Медленно, обдуманно Брайан покачал головой – нет. Тогда Алан
спросил в третий раз:
– Что же?
– То же самое, что сейчас, – прошептал мальчик. – Можно мне
посмотреть?
– Да, сэр, – снова почти беззвучно прошептал мальчик. Алан
сдвинул крышку сумки и заглянул внутрь. Там было полным-полно бейсбольных
карточек.
Все известные игроки.
– Это мой обменный фонд, – объяснил Брайан. – Я их всегда с
собой ношу.
– Носишь с собой?
– Да, сэр.
– Но зачем? Зачем ты носишь с собой сумку-холодильник,
полную, бейсбольных карточек?
– Я же вам объяснил. Это обменный фонд. Неизвестно, когда
подвернется момент удачно обменяться. Я вот, например, давно ищу Джоя Фоя – он
играл за команду Невероятная Мечта в 1967 году – и еще карточку Майка
Гринвелла. Это мой любимый игрок. – И вдруг Алану показалось, что в глазах
мальчишки мелькнула едва заметная смешливая искорка, он даже протелепатировал
его мысли: «Ну что, здорово я тебя провел? Одурачил, а?». Но, без всяких
сомнений, это он все придумал, сам за мальчика такие слова произнес, расстроившись.
Разве не так?
Так что же ты все-таки хотел обнаружить в этой сумке? Кучу
камней, обернутых в записки и перетянутых резинками? Вообразил, что Брайан
направляется к кому-нибудь другому, собираясь повторить свою выходку?
«Да», – признался сам себе Алан. Часть его сознания
подозревала именно это. Брайан Раск – Террорист От-Горшка-Два-Вершка. Бешеный
Рокер. Но самое ужасное было другое: Алан был уверен в том, что Брайан Раск
точно знает, о чем он думает. Одурачил тебя? Да? Провел?
– Брайан, скажи мне, что происходит? Если знаешь, скажи,
пожалуйста…
Брайан ничего не ответил, только закрыл крышку сумки и
щелкнул замком.
Щелчок откликнулся сухим коротким эхом в дремотном
послеполуденном осеннем воздухе.
– Не можешь сказать?
Брайан только медленно склонил голову, а это значит, что он,
Алан, прав – не может сказать, хочет, но не может.
– Скажи мне хотя бы одно. Ты боишься?
И снова кивок, такой же медленный.
– Чего ты боишься, сынок? Может быть, я смогу развеять твои
страхи? Он легонько постучал пальцем по значку,.приколотому с правой стороны
форменной блузы. – Знаешь, мне ведь за это платят. Именно за то, чтобы я
разгонял страхи.
– Я… – начал было мальчик, но в это время ожил передатчик,
установленный Аланом в полицейском патрульном автомобиле три или четыре года
назад.
– Пост номер один, пост номер один, говорит центр, говорит
центр.
Прием.
Взгляд Брайана соскользнул с лица Алана и обратился к
машине, к голосу Шейлы Брайам, голосу власти, голосу полиции. Алан понял, что
если мальчик и собирался ему в конце концов что-то поведать (хотя ему вполне
могло только показаться, слишком уж хотелось в это верить), то теперь всякое
желание пропало. Взгляд спрятался, как улитка в раковину.
