Да, эта идея была чрезвычайно заманчива. Он уже хотел
развернуться, но тут перед глазами возникла картина, и гораздо более
убедительная, чем прозвучавший голос. Он увидел длинную черную машину –
«кадиллак» или «линкольн Марк IV», остановившуюся у его дома. Дверь открылась,
и из машины вышел мистер Лилэнд Гонт. Только на Гонте на этот раз не было
смокинга, какой носил Шерлок Холме в некоторых рассказах Конан Дойла. Этот
мистер Гонт был одет в черный строгий костюм директора похоронного бюро – таким
он предстал в воображении Брайана – и лицо его было отнюдь не дружелюбным.
Темно-синие глаза еще больше потемнели от гнева, а губы
растянулись, обнажив кривые желтые зубы, но не в… улыбке. Длинные худые ноги,
словно ножницами, разрезали вдоль дорогу к подъезду дома, и мужчина-тень,
приклеенный к каблукам его башмаков, походил на палача из фильмов ужасов.
Подойдя к двери, он не остановится и не позвонит в звонок, о
нет! Он просто-напросто просочится сквозь нее. Если мама Брайана попытается
преградить ему путь, он отшвырнет ее в сторону. Если на его пути встанет папа
Брайана, он собьет его с ног. А если младший братишка Брайана, Шон, помешает
ему пройти, он запульнет его через всю комнату как футбольный мяч с
одиннадцатиметровой отметки. Он станет подниматься по лестнице на второй этаж,
бормоча имя Брайана, и розы на обоях завянут в тех местах, где на них упадет
его тень.
Уж он меня найдет, думал Брайан, прислонившись к углу дома
Ержиков, и лицо его при этом представляло из себя образец уныния. Не будет
никакого смысла прятаться. Хоть бы я до самого Бомбея добежал. Он и там меня
разыщет. А когда найдет…
Он пытался отгородиться от этого жуткого видения, выключить
его, и не мог. Глаза мистера Гонта виделись ему как будто наяву, они росли и
росли, превращаясь в синюю бездну, а затем в ужасающе непостижимую вечность
цвета индиго. Он ощущал, как одинаково длинные тонкие пальцы мистера Гонта
цепкими когтями впивались в его плечи. И он слышал, как трещит и лопается его
кожа от этого хищного прикосновения. В ушах клокотал голос мистера Гонта: ты
получил от меня то, что хотел, Брайан Раск, и до сих пор не расплатился.
Я все верну, слышал Брайан свой собственный вопль, летящий в
искаженное, горящее яростью, лицо. О, прошу вас, пожалуйста, я все верну, все
верну, только отпустите меня!
Брайан пришел в себя настолько же потрясенный, как когда-то
покинув магазин Нужные Вещи. Но на сей раз потрясение было далеко не такое
приятное.
Дело в том, что он ни в коем случае не хотел возвращать
карточку Сэнди Куфэкса.
Он не хотел ее возвращать потому, что она принадлежала ему.
8
Майра Иванс остановилась под навесом Нужных Вещей как раз в
тот самый момент, когда сын ее лучшей подруги наконец отважился ступить на
задний двор дома Ержиков. Взгляд Майры, сначала назад, через плечо, потом по обе
стороны вдоль Мейн Стрит был еще более вороватый, чем недавний взгляд Брайана
на Уиллоу Стрит.
Если бы Кора – на самом деле ее лучшая подруга – узнала, что
Майра здесь, а тем более зачем, она больше никогда не посмотрела бы в ее
сторону.
А все потому, что Кора тоже хотела приобрести эту
фотографию.
Ну и пусть, уговаривала себя Майра. Ей в голову пришло сразу
две поговорки, подходящие к данному случаю: «Кто первый пришел, тому и суп с
лапшой» и «Не пойман – не вор».
И все же, прежде чем выйти из дома, Майра надела огромные
темные очки, «Береженого Бог бережет» – еще один неплохой совет.
Теперь она медленно подошла к двери и прочла объявление: ПО
ВТОРНИКАМ И ЧЕТВЕРГАМ ТОЛЬКО ПО ПРЕДВАРИТЕЛЬНОЙ ДОГОВОРЕННОСТИ.
Предварительной договоренности у Майры не было. Она
отправилась сюда по молниеносному порыву души, не далее как двадцать минут
назад переговорив с Корой.
– Я о ней целый день думаю! Мне просто необходимо ее купить,
Майра. Я должна была сделать это еще в среду, но у меня в кошельке было всего
четыре доллара, и я решила, что чек он не согласится принять. А знаешь как
неловко, когда тебе отказывают. Но с тех самых пор я себя, не переставая,
кляну. Представляешь, ночью глаз не сомкнула! Ты наверняка сочтешь это
глупостью, но это святая правда.
Майра вовсе не считала это глупостью и полностью верила в
правдивость подруги, потому что сама тоже ни минуты не спала прошлой ночью.
Зато Кора категорически не права, если считает, что фотография должна
принадлежать ей только потому, что она первая ее увидела – как будто первенство
в таких вещах дает особые права.
«Тем более, что я не верю, будто она первая ее увидела, –
бормотала Майра. – Я как раз думаю, что все наоборот».
На самом деле вопрос, кто первый увидел эту великолепную
фотографию, был абсолютно несущественным, гораздо более существенным было то,
как бы почувствовала себя Майра, придя в дом к Коре и увидев фотографию Элвиса
над камином как раз между керамическим бюстиком Элвиса и фарфоровой кружкой с
изображением Элвиса. Стоило Майре об этом подумать, как кишки сжимались в
комок, поднимались к сердцу и повисали там, как выстиранный коврик на веревке.
Точно такие же чувства она испытывала в первую неделю войны против Ирака.
Это несправедливо. У Коры была блестящая коллекция вещей,
так или иначе изображавших или напоминавших об Элвисе, она даже однажды
побывала на его концерте. Концерт проходил в Портленд Сивик Сентер
приблизительно за год до того, как Король отправился на небеса, чтобы
воссоединиться со своей любимой мамочкой.
«Это фотография должна быть моей» – пробормотала Майра и,
собрав всю свое мужество, постучала в дверь.
Дверь открылась до того, как Майра успела опустить руку, и
на нее чуть не налетел узкоплечий мужчина, выскочивший оттуда.
– Простите, – промычал он, не поднимая головы, и Майра едва
успела узнать в нем мистера Константина, фармацевта из Ла Вердьер Супер Драг.
Он чуть не бегом пустился по улице в сторону к Таун Коммон, зажав под мышкой
бумажный пакет и не глядя по сторонам.
Когда она снова повернулась к двери, на пороге уже стоял
улыбающийся мистер Гонт.
– У меня нет предварительной договоренности, – нерешительно
произнесла Майра. Брайан Раск, который все свои одиннадцать лет привык слышать
от Майры заявления, произносимые категоричным и уверенным тоном, ни за что бы
ни поверил, что перед ним старая знакомая, услышав этот тихий голос.
– Считайте, что она у вас есть, – сказал Гонт, улыбнувшись
еще радушнее, и отступил, пропуская Майру. – Добро пожаловать и оставьте здесь
хоть частичку радости, которую принесли с собой.
Еще разок оглянувшись по сторонам и убедившись, что никто из
знакомых ее не видит, Майра проскользнула в магазин. Дверь за ней плотно
закрылась.
