Нэн была женщиной средних лет с необъятной грудью и пухлым
ласковым лицом, напоминавшим всем и каждому кто с ней общался либо собственную
любимую мамочку, либо, в крайнем случае, яблочный пирог. Кстати яблочный пирог
в закусочной Нэн подавался отменный, о чем доподлинно знал Алан и все его
подчиненные, и особенно хороша была горка ванилинового мороженого,
водружавшаяся сверху для украшения и соблазнительно тающая так, что слюнки
текли. Всем и всегда хотелось провести параллель между внешностью Нэн и ее характером,
но большинство деловых людей, в частности агенты по продаже недвижимости,
успели удостовериться, что спешить с выводами не стоит. За мягкими
доброжелательными чертами лица скрывался безотказно действующий компьютер, а
под большой материнской грудью, на том месте где должно располагаться сердце,
покоилась кипа чековых книжек и счетов. Нэн опутала своей сетью большую часть
Касл Рок, включая по меньшей мере пять служебных помещений на Мейн Стрит и
теперь, когда Поп Мерил покоился в земле, она стала, как подозревал Алан, одной
из самых состоятельных персон города.
Она напоминала ему содержательницу публичного дома в Ютике,
которую он однажды арестовал. Та попыталась всучить ему взятку, а когда он
отказался, чуть не разбила ему голову птичьей клеткой. Проживавший там
золотушный попугай, время от времени произносивший одну единственную фразу:
«Мать твою растактак, Фрэнк» угрюмым глубокомысленным тоном, в тот момент
находился на своем месте, в той самой клетке, которая должна была опуститься на
голову Алану. Временами, когда он видел как углубляется вертикальная морщина на
переносице Нэн, Алан догадывался, что она способна на нечто подобное. И поэтому
он счел вполне естественным то, что Нэн, редко выходившая из-за кассового
аппарата, на этот раз оставила свой пост и решила сама обслужить заглянувшего
на огонек шерифа округа. Такое внимание дорого стоило.
– Привет, Алан, – сказала она, – Сколько лет, сколько зим.
Где пропадал?
– То там, то тут, – уклончиво ответил Алан. – Дела, дела.
– Это не причина, чтобы забывать старых друзей. – Она
заливала его с ног до головы своей сияющей материнской улыбкой. – Хоть бы
изредка забегал.
«Надо много времени провести бок о бок с Нэн, – подумал
Алан, чтобы заметить, насколько редко эта улыбка отражается в глазах».
– А вот он я, тут как тут.
Нэн расхохоталась так громко и весело, что посетители у
стойки испуганно оглянулись. А потом они будут рассказывать своим приятелем,
как Нэн Робертс и шериф чесали языками, словно старые добрые приятели.
– Кофе, Алан?
– Да, пожалуйста.
– А, может быть, и кусок пирога вдогонку? Домашнего
приготовления, яблоки из садов Мак-Шерри в Швеции. Только вчера собирали.
Хорошо хоть она не стала сообщать, что собирала их сама,
подумал Алан.
– Нет, спасибо, – сказал он вслух.
– Уверен? А ты как, Полети?
Полли отрицательно покачала головой.
Нэн ушла готовить кофе.
– Ты ее недолюбливаешь, кажется, – тихо спросила Полли. Он
ответил не сразу, как-то не приходилось свои ощущения расценивать по схеме
любишь-не любишь.
– Нэн? С ней все в порядке. Просто мне всегда хочется знать
о людях то, что они представляют из себя на самом деле.
– И чего они на самом деле добиваются?
– Это уж чересчур. – Алан рассмеялся. – Слишком трудно. Меня
вполне устраивает, если я хотя бы с первой половиной справлюсь.
Она улыбнулась – Алан всегда старался сделать так, чтобы она
улыбалась – и сказала:
– Надо тебя записать в философы, Алан Пэнгборн.
Он дотронулся до ее затянутой в перчатку руки и улыбнулся в
ответ.
Вернулась Нэн и поставила перед Аланом толстостенную белую
фаянсовую кружку с дымящимся кофе. Одного у нее не отнимешь, думал Алан, она
точно знает, когда пора покончить с обменом любезностями и приступить к
удовлетворению плоти. Далеко не все, закованные в такие же честолюбивые рамки
как Нэн, обладают этим знанием.
– Ну, а теперь, – сказал Алан, отхлебнув кофе. – Начинай
рассказ о своем любопытном дне.
Полли в мельчайших деталях рассказала ему, как они с Розали
Дрейк видели утром из окна Нетти Кобб, страдавшую на пороге магазина Нужные
Вещи, и как она, наконец, собрав в кулак всю свою силу воли, решилась туда
войти.
– Замечательно, – сказал Алан и это было вполне искренно.
– Да, но это еще не все. Она там что-то купила! Я никогда не
видела ее такой возбужденной, радостно возбужденной. Она была жизнерадостна –
вот верное слово. Ты ведь знаешь, какая она всегда вялая.
Алан кивнул.
– Так вот, на щеках у нее играл румянец, волосы
растрепались, и она даже несколько раз хихикнула.
– Ты уверена, что они занимались только делом? – округлив
глаза спросил Алан.
– Не валяй дурака, – Полли фыркнула, как будто сама не
высказала такого предложения Розали. – Так или иначе она дождалась снаружи,
пока ты уйдешь – я так и знала, что она будет ждать этого момента на улице – а
потом вошла и показала нам то, что купила. Ты знаешь, что у нее коллекция
цветного стекла?
– Понятия не имею. В этом городе иногда происходят некоторые
вещи без моего ведома, хочешь верь, хочешь нет.
– У нее в коллекции предметов шесть. Почти все из них
остались от матери. Она как-то говорила, что было больше, но несколько вещей
разбились.
Нетти очень любит те несколько вещиц, которые остались, а он
продал ей и в самом деле прекрасный абажур из цветного стекла, красивее я,
пожалуй, никогда не видела. С первого взгляда мне показалось, что это изделие
Тиффани. Конечно, этого быть не может, Нетти не смогла бы заплатить за подлинное
стекло Тиффани, и все же вещь прекрасная.
– Сколько же она заплатила?
– Я не спросила. Но уверена, в каком бы чулке она не хранила
свои сбережения, на сегодняшний день он пуст.
Алан слегка нахмурился.
– Ты уверена, что ее не надули?
– Ну почему ты всегда так подозрителен? Нетти, конечно, во
многом растяпа, но только не в вопросе цветного стекла. Она сказала, что они
торговались, а, значит, так оно и есть. И она была счастлива!
– Я очень рад за нее. Ей выпал Выигрышный Билет.
– То есть?
– Так назывался магазин в Ютике, – объяснил Алан. – Много
лет назад. Я тогда был еще ребенком. Хорошее название – «Выигрышный Билет».
