НИКОМУ! Ты поняла? Дошло до твоих заплесневелых мозгов? Ты
не узнаешь где, не узнаешь когда и никто не узнает как… но я до тебя доберусь.
Поняла?
Нетти крепко прижимала трубку к уху. Лицо ее побледнело и
только ярко-красная полоса вспыхнула на лбу, отрезав переносицу от линии волос.
Зубы стиснулись сами собой, а щеки раздувались и западали, словно мехи, когда
она вдыхала и выдыхала сквозь уголки рта.
– Оставьте меня в покое, не то пожалеете? – снова взвизгнула
она своим полуобморочным, насыщенным гелием голосом. Налетчик уже стоял рядом,
навострив уши и сверкая тревожным взглядом. Он чувствовал, что в доме сгущаются
тучи. И даже разок угрожающе тяфкнул. Но Нетти его не слышала. Вы пожалеете? Я
знакома… у меня знакомства, связи. Начальство! Я очень близко с ними знакома! Я
этого так не оставлю!
Тоном вкрадчивым, лишь с намеком на сдерживаемую ярость,
Вильма произнесла:
– Та шутка, которую ты со мной сыграла, станет самой большой
ошибкой в твоей жизни. Но исправить ее ты уже не успеешь.
И щелчок.
– Вы не осмелитесь, – всхлипнула Нетти. По щекам ее
струились слезы.
Слезы страха и глубочайшего, бездонного и беспомощного
гнева. – Вы не осмелитесь, вы плохая женщина? Я… Я вас…
Послышался еще один щелчок и гудок освободившейся телефонной
линии.
Нетти повесила трубку и сидела минуты три неподвижно, глядя
в одну точку. А потом она разрыдалась. Налетчик растерянно тяфкнул и, привстав
на задние лапы, положил передние на край кресла, в котором сидела Нетти. Она
обняла песика и уткнулась мокрым от слез лицом в его шерстку. Налетчик лизнул
ее в шею.
– Я не позволю ей обидеть тебя, милый, – шептала Нетти. Она
вдыхала уютное чистое собачье тепло и пыталась набраться от него сил. – Я не
позволю этой плохой, этой ужасной женщине тебя обидеть… или меня… она пожалеет.
Наконец она выпрямилась, отыскала бумажный носовой платок,
засунутый в щель между сиденьем кресла и одной из его ручек, и вытерла глаза.
Она была напугана… но при этом ощущала, как негодование, уже давно зародившееся
в глубине души, становится все явственнее. Такое же чувство появилось перед
тем, как она достала из ящика под мойкой вилку и всадила ее в горло мужа.
Взяв со стола абажур из цветного стекла, Нетти нежно прижала
его к груди. «Если она только затеет что-нибудь дурное, то очень, очень
пожалеет об этом», – тихо сказала она.
И так, с Налетчиком у ног и абажуром на коленях, она сидела
еще очень долго.
5
Норрис Риджвик медленно ехал по Мейн Стрит в патрульной
машине, обозревая здания на левой стороне улицы. Он радовался тому, что скоро
заканчивается смена. Какое прекрасное настроение было у него с утра, пока не
схлестнулся с этим идиотом, стоял себе преспокойно в мужском туалете,
прилаживал перед зеркалом фуражку и получал удовольствие от того, что видел.
Все это он помнил, но как-то отстранение и нечетко, как бывает нечеткой
выцветшая старая фотография. С того самого момента как его перехватил этот
бешеный Китон все пошло наперекосяк.
Обедал он в грильбаре Клак-Клак Тунайт, что на Маршруте 119.
Обычно там кормили неплохо, но на этот раз почти сразу после обеда началась
сильная изжога, а потом еще понос прохватил. Около трех пополудни он наехал на
гвоздь. Это случилось на Таун Роуд неподалеку от старого моста и пришлось
менять колесо. Для того, чтобы не скользили пальцы, когда надо было болты
закручивать, он, не задумавшись, вытер грязные руки о только что выстиранную
форменную блузу, оставив на ней черные жирные полосы. Пока он разглядывал с
досадой следы своей нерадивости кишки снова свело спазмом и пришлось бегом
бежать в придорожные кусты. Надо было видеть, как он несся туда, чтоб ненароком
не наложить в штаны до того, как их спустит. Пробег этот Норрису выиграть
удалось, но зато кусты, которые он выбрал для своей не слишком благородной
цели, ему вовсе не понравились – это оказался ядовитый колючий шмак, что
явилось вполне естественным продолжением неудавшегося с самого начала дня.
Итак, Норрис медленно ехал мимо зданий, построившихся вдоль
центральной улицы Касл Рок: Норвей Бэнк энд Траст, Вестерн Авто, закусочная
Нэн, пустырь, на котором раньше стоял Центр Изобилия попа Мерилла, Шейте Сами,
Нужные Вещи, Скобяные Изделия Касл Рок…
Внезапно Норрис ударил по тормозам и остановился. Что-то его
поразило в витрине Нужных Вещей… или, может быть, показалось…
Он заглянул в зеркало заднего вида, но Мейн Стрит была
пустынна.
Светофор на углу делового квартала резко погас, что-то в нем
щелкнуло задумчиво – что, мол, дальше? – и, наконец, центральный фонарь
вспыхнул желтым мигающим светом. Значит, девять часов вечера.
Норрис дал задний ход и остановился у обочины. Посмотрев на
переговорник, решил было сообщить, чтоб 10-22 закончил работу, но передумал.
Ему захотелось хоть мельком взглянуть на витрину. Но прежде чем выйти, он
поступил по всем правилам: переговорник включил и окно приспустил.
Не может быть, чтобы там было именно то, что показалось,
думал он, идя по тротуару и подтягивая на ходу брюки. Просто не может быть.
Сегодняшний день предназначен для разочарования, а не счастливых открытий и
свершений.
Там наверняка лежит чей-нибудь старый спиннинг Зебко.
А вот и нет. Рыболовный спиннинг, красовавшийся в витрине
магазина Нужные Вещи, за компанию с сетью и парой высоких желтых резиновых
сапог был отнюдь не старый Зебко. Это был Базун. Такого Норрис не видел с тех
пор, как шестнадцать лет назад скончался его отец. Ему самому тогда было
четырнадцать, и Базун он ценил по двум причинам: за то, чем он был, и за то,
для чего служил.
Чем был? Потрясающим, лучшим в мире спиннингом для рыбной
ловли в ручьях и озерах.
Для чего служил? Для самого лучшего в мире
времяпрепровождения. Самое лучшее время, какое Норрис Риджвик,
четырнадцатилетний костлявый подросток, проводил со стариком. Бродили по лесу,
пробираясь к какому-нибудь чистому ручейку на окраине города, катались в лодке
по Касл Лейк, а потом останавливались посередине и сидели часами, а туман
клубами поднимался от поверхности воды, окуная весь мир и их самих в белую
дымную сказку. И мир этот становился иным, предназначенным только для настоящих
мужчин. В другом мире, где-то далеко, мамы скоро начнут готовить завтраки, и
тот мир тоже был не дурен, но совсем не так хорош, как этот. Не было мира столь
прекрасного с того момента и до него.
После инфаркта, ставшего для отца смертельным, спиннинг
Базун исчез.
Норрис помнил, как искал его в гараже, но безрезультатно. Он
обшарил весь подвал, заглянул даже в шкаф в спальне мамы и папы (хотя прекрасно
знал, что мама скорее позволила бы Генри Риджвику положить туда слона, чем
рыболовные снасти), но спиннинга не было нигде. Норрис всегда подозревала
исчезновении сокровища дядю Фила. Он несколько раз набирался смелости, чтобы
спросить в открытую, но в последний момент не решался.
