– Может быть, она спала.
– Говорит – нет, и по голосу не похоже. Знаешь, какой у
людей голос, когда они подходят к телефону со сна?
Он кивнул. Это тоже входило в сферу обязанностей
полицейского.
Частенько приходилось телефонным звонком поднимать людей с
постели.
– Она сказала, что рылась в старых материнских вещах в
сарае, но…
– Если у нее действительно желудочный грипп, то ты вполне
могла позвонить, когда она была в уборной, а признаться в этом ей не хотелось.
назидательно заметил Алан.
Она обдумала такой вариант и рассмеялась.
– Бьюсь об заклад, что так оно и было. Это вполне в ее духе.
– Конечно, – Алан заглянул в раковину и закрыл кран. –
Любимая, мы уже все вымыли.
– Спасибо, Алан, – она погладила его по щеке.
– Эй, смотри-ка, что я нашел, – он вытащил у нее из-за уха
пятидесятицентовик. – Ты всегда тут деньги хранишь?
– Как это у тебя получается? – Полли с искренним восхищением
смотрела на монету.
– Что получается? – монетка так же незаметно и быстро
исчезла меж полусогнутых пальцев. Он зажал ее между средним и безымянным
пальцами, и когда повернул руку ладонью к Полли, в ней уже ничего не было. –
Как думаешь, может быть, мне броситься вслед за странствующим шапито и
попроситься на работу? Она улыбнулась.
– Нет, оставайся здесь, со мной. Алан, ты считаешь, что
глупо так беспокоиться по поводу Нетти?
– Конечно, – он засунул левую руку в карман, предварительно
незаметно переложив в нее монетку и, освободившись от нее, схватил посудное
полотенце. – Ты вытащила ее из дурдома, дала работу и помогла с покупкой дома.
Ты считаешь себя ответственной за нее, и я думаю, что в некотором роде так оно
и есть. Если бы ты не беспокоилась о ней, я думаю, мне бы пришлось беспокоиться
за тебя.
Она сняла с сушки последний стакан. Алан понял по ее
внезапной болезненной гримасе, что она того и гляди уронит этот стакан, хотя он
уже был почти сухой. Он сделал быстрый шаг вперед, слегка согнув колено, и
подставил руку. Движение получилось настолько грациозным, что походило на
танцевальное па. Стакан упал прямо в его подставленную ладонь не более чем в
восемнадцати дюймах от пола.
Боль, промучившая Полли всю ночь, и стремление во что бы то
ни стало скрыть от Алана, насколько она в действительности сильна, внезапно
сменились желанием, таким страстным и неожиданным, что Полли была потрясена,
даже более того – испугана. Она тут же смутилась от собственного порыва,
устыдилась его, поскольку больно первобытна была его природа, называемая
похотью.
– Ты двигаешься, как кошка, – сказала она, когда Алан
выпрямился.
Голос ее прозвучал глухо и хрипло. Она не могла избавиться
от впечатления: стройные мужские ноги в изящном коленопреклонении, сильные и
мускулистые бедра.
– Как тебе удается, здоровенному мужику, так быстро и легко
двигаться?
– Не знаю, – Алан смотрел на нее с недоумением. – Что
случилось, Полли? У тебя такое странное лицо. Тебе дурно?
– Мне дурно, потому что я вот-вот кончу.
Тогда до него дошло. Вот как. Ничего не было в этом плохого
или хорошего. Все нормально.
– Посмотрим, так это или нет, – сказал он и шагнул ей
навстречу с тем удивительным изяществом, какого невозможно было заподозрить в
этом мужчине, встретив его на улице. – Сейчас проверим. – Он левой рукой
поставил стакан на стол, а правую просунул меж ее ног так молниеносно, что она
не успела понять как это произошло.
– Что ты делаешь, Ал… – но тут его палец упругим и в то же
время нежным движением прижал ее клитор и последний слог его имени превратился
в выдох: «аааан». В тот же момент она очутилась у него на руках. Он поднял ее
легко, как пушинку.
Она обняла его за шею, даже в такой момент не забывая о
своих руках и прикасаясь к нему только запястьями. Руки ее застыли у него за
спиной, как неуклюжая вязанка хвороста, но только эта часть ее тела теперь
оставалась неуклюжей и застывшей, все остальное существо таяло.
– Алан, поставь меня на место.
– Даже не собираюсь, – он поднял ее еще выше. Поддерживая за
спину между лопаток он с силой прижал к себе ее тело и слегка опустил, насадив
на свой палец как стебель декоративного цветка на подставку. Теперь она
качалась на его руке словно девочка на лошадке-качалке, а он помогал ей
качаться, и Полли казалось, что она парит на чудесных качелях, ногами в
воздухе, волосами в звездах.
– Алан…
– Держитесь крепко, милая дама, – сказал он, смеясь так
легко, как будто в руках у него была не женщина, а пуховая перинка. Она
откинулась назад, почти не ощущая его руки между ног, поглощенная собственным
растущим возбуждением, но уверенная в том, что он не позволит ей упасть. Потом
он снова притянул ее к себе, поглаживая по спине одной рукой и вытворяя чудеса
другой. Что именно он делал с ней, Полли не пыталась определить, она лишь
парила на этих удивительных качелях, вверх-вниз, вверх-вниз, и неустанно,
словно в бреду, без конца повторяла его имя.
Оргазм накинулся на нее разрывной пулей, от самого сердца и
во все стороны. Ноги раскачивались в шести дюймах от пола (один из шлепанцев
слетел, проскользив по полу от кухни до дальней стены гостиной), голова
откинулась назад, и волосы, пушистым искрящимся потоком проливались на руку
Алана. А когда она взвилась на самую вершину удовольствия, он поцеловал ее в
белую выгнутую шею.
Потом он поставил ее… и тут же поддержал, заметив, как
дрожат ее колени.
– О, Господи, – сказала Полли бессильно улыбнувшись. – О,
Господи, Алан, я отныне никогда не буду стирать эти джинсы.
Он расхохотался, как безумный, повалился на стул, вытянув
ноги, и смеялся чуть не до коликов, схватившись за живот. Полли сделала к нему
шаг.
Он схватил ее, усадил к себе на колени, а потом встал с ней
на руках.
Полли снова почувствовала прилив желания, но на этот раз оно
было гораздо явственнее, определеннее. Я хочу этого мужчину, думала Полли, я
его желаю, всей душой, всем телом.
– Неси меня наверх, – прошептала она. – Если не можешь так
далеко, донеси до дивана, если это не под силу, возьми меня прямо здесь, в
кухне, на полу.
– Я думаю, до гостиной доволоку, – сказал он. – Как ваши
руки, милая дама?
– Какие руки? – прошептала Полли, закрыв глаза. Она жила
теперь только счастливым ощущением этого момента, летя сквозь пространство и
время в его объятиях, нежась в темноте, подвластная его силе. Она прижалась
лицом к его груди, а когда он опустил ее на диван, она притянула его к себе… и
на этот раз своими руками.
