«И я не забуду, – сообщил он пустынной лестнице. – Не
забуду. Можете не сомневаться».
Эдди Уорбертон мел вестибюль и не поднял головы, когда Китон
выходил на улицу.
Его машина стояла с обратной стороны здания, но ему не
хотелось теперь садиться за руль. Не то настроение. В таком состоянии того и
гляди продырявишь витрину какого-нибудь магазина своим «кадиллаком». Не осознал
он и того, что направляется в обратную сторону от дома. Была четверть восьмого
субботнего утра, и он оказался единственным прохожим небольшого делового района
Касл Рок.
Он мысленно вернулся к тому первому вечеру на ипподроме в
Люистоне.
Казалось, поражение ему не суждено, он не сделал ни единой
ошибки. Стив Фрейзер проиграл тридцать долларов и заявил, что уходит после
девятого заезда. Китон сказал, что, пожалуй, задержится. Он почти не видел
Фрейзера и едва ли заметил, как тот ушел. Только подумал, как хорошо, что никто
не стоит рядом и не нудит: Умник – то. Умник – се. Он терпеть не мог своего
прозвища, и Стив, безусловно, это знал, поэтому твердил все время.
На следующей неделе он приехал уже один и проиграл на шестьдесят
долларов больше того, что выиграл впервые. Но это на него не произвело
впечатления. Хотя он и вспоминал кипы денег, которые видел во время первого
посещения, но дело было не в деньгах, не только в них, во всяком случае.
Деньги были всего-навсего символом, который ты уносил с
собой, символ того, что ты был здесь, был частью этого грандиозного
представления Больше всего его увлекало возбуждение, появлявшееся сразу при
звуке гонга, когда раскрывались с сочным скрипом ворота и диктор объявлял: «Старррт!»
Его вдохновлял рев толпы, когда лошади заходили на третий круг, мчались на свои
дьявольские перегонки и безумный вой трибун, когда шел круг четвертый и
финишная прямая. Это была жизнь, о, это была настоящая жизнь! Это была такая
жизнь… можно сказать, даже опасная.
Китон решил покончить с этим. Его собственный жизненный курс
был тщательно выверен. Он собирался занять должность городского головы, как
только Стив Фрейзер даст слабинку, а еще лет через пять-шесть перейти
прямехонько в Палату Представителей. А потом, кто знает? Правительственный
кабинет не так уж недосягаем для человека честолюбивого, способного и
здравомыслящего.
Вот где таилась основная беда ипподрома Он понял это не
сразу, но все же понял. Ипподром был местом, где люди платили деньги, брали
билет и… теряли здравый смысл. Китон в собственной семье насмотрелся безумств и
теперь не слишком хорошо себя чувствовал от перспективы, предлагаемой
ипподромом. Это была глубокая яма со скользкими краями, западня, мышеловка,
заряженный пистолет со снятым предохранителем. Появившись там, он не мог себя
заставить уйти, пока не закончится последний заезд. Он знал это. Уже пытался.
Однажды дошел почти до самых турникетов на выходе, как нечто в самой глубине
сознания, сильное, властное, непреодолимое и подлое одержало верх и повернуло
его обратно. Китон боялся окончательно разбудить эту гнусную рептилию. Уж лучше
пусть дремлет.
Так он жил три года. Затем в 1984 году Стив Фрейзер ушел в
отставку, и Китон занял его место. Вот тогда и начались истинные несчастья.
Он отправился на ипподром, чтобы отпраздновать свою победу,
но остановиться в праздновании вовремя не смог. Задержавшись у двухдолларового
окошка, махнул на него рукой, приостановился у пятидолларового, но ненадолго, и
направился к десятидолларовому. В тот вечер он проиграл сто шестьдесят долларов
(больше, чем то, на что рассчитывал – жене на следующий день сказал, что проиграл
сорок – но не более того, что мог себе позволить.
Вовсе нет.
Вернувшись через неделю для того, чтобы отыграться и свести
концы с концами, почти этого добился. Но почти!
Ах, это каверзное слово – почти. Так же как он, почти дошел
до выхода с ипподрома. Еще неделю спустя он проиграл двести десять долларов.
Подобная брешь в семейном бюджете не ускользнула бы от внимания Миртл. Поэтому
он позаимствовал небольшую сумму из городской казны, чтобы покрыть семейную
недостачу. Всего сто долларов. Ерунда.
А потом все покатилось. Стены ямы покрылись скользкой грязью
и выбраться из нее, коль уж попал, не представлялось возможным. Это был
приговор. Ты мог карабкаться, изо всех сил цепляясь зубами и ломая ногти, но
добивался лишь того, что падение замедлялось, а агония затягивалась, усугубляя
муки.
Лето 1989 года стало таким периодом, который окончательно
замуровал выход из лабиринта. Летом бега работали ежевечерне, и Китон занимал
свое место у барьера всю вторую половину июля и август. Миртл поначалу решила,
что Китон использует бега в качестве отговорки, а на самом деле завел себе
другую женщину. Вот смеху-то! У Дэнфорта не встало бы, если бы сама Диана сошла
с небес в распахнутой тоге и с табличкой на шее: «Трахни меня, Дэнфорт». Одна
мысль о том, насколько глубоко он залез в государственную казну, заставила его
несчастный стручок сморщиться до размера карандашного грифеля.
Когда Миртл в конце концов выяснила, что причиной отсутствия
мужа действительно являются бега, она вздохнула с облегчением. Во-первых, его
отсутствие освобождало дом от назойливого тирана, коим являлся Китон в халате и
шлепанцах, а, во-вторых, денег он проигрывал не слишком много, как решила
Миртл, проверяя чековые книжки. Просто Дэнфорт, наконец, в солидном возрасте
нашел себя хобби.
Всего лишь лошадиные бега, вспоминал Китон, шагая по Мейн
Стрит, руки глубоко в карманах пальто. Он издал короткий, но диковатый смешок,
который наверняка заставил бы прохожих, если бы таковые имелись, повернуть
головы.
Миртл тщательно следила за расходами. Мысль, что Дэнфорт мог
посягнуть на их долгосрочный вклад, то есть накопления всей совместной жизни,
ей даже в голову не приходила. Как и то, что агентство Китон Шевроле находится
на грани краха, поскольку оно было собственностью одного Дэнфорта. Она проверяла
чековые книжки и расходные счета. Она была общественным ревизором.
Когда речь идет о растрате, общественный ревизор может
оказать даже большую услугу, чем… но сколько веревочка не вейся, конец у нее
есть.
Конец веревочки, принадлежавшей Китону, показался осенью
1990 года. Он собрал все свои силы и мужество для последнего рывка. И по
закромам поскреб, в расчете окупить все на очередных бегах. Он даже букмекера
нашел, который помог ему сделать такую ставку, каких не знал ипподром.
Но Фортуна и на этот раз отвернулась от него. И после этого,
нынешним летом. Преследователи окончательно распоясались. Раньше они всего лишь
играли с ним в кошки-мышки, а теперь замышляли настоящее убийство, и День
Возмездия был не за горами – 17 октября.
Я Им не дамся, думал Китон, со мной еще не все кончено. У
меня еще имеется в запасе пара козырей.
