Но вся беда была в том, что он сам не знал, что это за
козыри.
Не дрейфь, выход всегда найдется. Всегда най…
На этом его мысль оборвалась. Он стоял у магазина Нужные
Вещи и то, что видел в витрине, затмило все остальное.
Это была прямоугольная, очень красочная коробка с картинкой
на крышке.
Детская игра, предположил Китон. Но детская – не детская,
эта игра была связана с лошадьми, и он мог поклясться, что на картинке с двумя
лошадьми, несущимися во весь опор бок о бок, был изображен ипподром в Люистоне.
Если там на заднем плане нарисована не главная трибуна, то тогда он сам
обезьяна. Игра называлась ВЫИГРЫШНЫЙ БИЛЕТ.
Китон несколько минут стоял перед витриной, словно
загипнотизированный, как ребенок в магазине игрушек перед электрической
железной дорогой. А потом медленно шагнул под зеленый навес, чтобы проверить –
работает ли магазин в субботу. На двери висела одна единственная табличка и на
табличке, вполне естественно, было написано ОТКРЫТО.
Китон разглядывал ее и думал, как когда-то Брайан Раск, что
табличку оставили висеть с вечера по забывчивости. Магазины, расположенные на
центральной улице Касл Рок, в семь часов утра не открываются, тем более, если
это утро субботнее. И все-таки он взялся за ручку. Она легко повернулась.
Как только он открыл дверь, над головой пропел серебряный
колокольчик.
4
– Это не совсем игра, – пять минут спустя говорил Лилэнд
Гонт. – Вы ошиблись.
Китон сидел в плюшевом кресле с высокой спинкой, на котором
до него сиживали Нетти Кобб, Синди Роуз Мартин, Эдди Уорбертон, Эверетт
Френкель, Майра Иванс и многие другие жители города. Он пил прекрасный ямайский
кофе.
Гонт, оказавшись чертовски милым и гостеприимным хозяином,
настоял на этом.
Теперь он, перегнувшись, доставал с витрины коробку. Он был
одет в винного цвета смокинг и причесан волосок к волоску, что казалось
удивительным ранним утром. Но он заранее объяснил, что частенько открывает
магазин во внеурочные часы, поскольку страдает бессонницей.
– Еще смолоду, – добавил он, небрежно махнув рукой. – А это
было давным-давно. – Он выглядел свежим как огурчик, если бы не глаза настолько
красные, что этот цвет казался натуральным.
Достав коробку, он поставил ее на небольшой столик рядом с
Китоном.
– Я обратил внимание на коробку, – сказал Китон. – Похоже,
там нарисован ипподром в Люистоне. Я изредка туда заглядываю.
– Любите риск? – спросил Гонт с улыбкой. Китон уже собирался
отрицать, что когда-либо делал ставки, но передумал. Улыбка хозяина магазина
была не просто дружеская, она была понимающая, сочувствующая, и ему показалось,
что он имеет дело с товарищем по несчастью. И тогда он понял, до какого
состояния психической неуравновешенности дошел, если, пожав руку этому милому
человеку при встрече, ощутил внезапное и глубокое отвращение, спазмом
содрогнувшее все его существо. В тот момент ему показалось, что он наконец
отыскал своего Главного Преследователя. Надо держать себя в руках, так недолго
и вовсе спятить.
– Поигрываю, – признался он.
– К сожалению, не могу не сказать того же о себе, – он
смотрел своими воспаленными глазами прямо в глаза Китону, и на мгновение
показалось, между ними возникло взаимопонимание… А, может быть, только
показалось… – Я играл на всех ипподромах от Атлантического до Тихого Океанов и
уверен, что на картинке нарисован ипподром Лонгэйкр Парк в Сан Диего. Бывший,
правда, теперь там ведется жилищное строительство.
– А-а-а, – протянул Китон.
– И все же позвольте мне показать эту штуковину. Она весьма
любопытна.
– Он снял крышку и аккуратно вынул из коробки жестяную
модель ипподрома на платформе приблизительно три фута в длину и полтора в
ширину. Все это походило на игрушки, которыми в детстве развлекался Китон,
японские, дешевые, появившиеся в продаже после войны. Это была точная копия
беговой дорожки, рассчитанной на двухмильный пробег. Вдоль нее шли восемь узких
прорезей, а в самом начале, у стартовой линии, стояли восемь маленьких
оловянных лошадок. Каждая стояла на подставке, припаянной к животу, а другим
концом погруженной в прорезь.
– Ух ты, – сказал Китон и улыбнулся. Улыбнулся впервые за
долгое время, а восклицание самому показалось странным и неуместным.
– То ли еще будет, как говорят, – с ответной улыбкой
пообещал Гонт. Эта штучка изготовлена в период от 1930 до 35 года, настоящая
реликвия. Но в те времена она была не просто игрушкой для любителей бегов.
– Нет?
– Нет. Вам известно, что такое спиритизм?
– Конечно. Задаешь вопросы, некой поверхности, например,
столешнице, а она, как предполагается, отвечает голосами вызванных с того света
духов.
– Точно. Так вот, в годы Депрессии игроки верили, будто
платформа Выигрышного Билета такая спиритическая поверхность, – Гонт снова с
улыбкой заглянул в глаза Китона, и тот неожиданно обнаружил, что не в силах
отвести взгляд, как когда-то не в силах был уйти с ипподрома, хоть и пытался.
Глупо, правда?
– Да, – ответил Китон, но глупостью это ему вовсе не
показалось.
Напротив, показалось вполне… вполне… Вполне естественным.
Гонт пошарил в коробке и выудил оттуда маленький ключик.
– Каждый раз побеждает новая лошадь. Там внутри расположен
какой-то редкостный механизм. Очень сложный, как мне кажется, но безотказно
действующий. Теперь смотрите.
Он вставил ключ в боковое отверстие платформы, на которой
стояли лошади, и повернул. Послышался легкий скрежет – звук вполне обыденный
для заводного механизма. Когда ключ застопорился, Гонт его вынул.
– На кого ставите? – спросил он.
– Номер пять, – Китон подался вперед и почувствовал знакомый
возбужденный стук собственного сердца. Глупо, конечно, – и очередной признак
болезненно-необратимой страсти – но ощущение в точности копировало то, что
возникало на настоящем ипподроме.
– Ладно. Я ставлю на шестую, – сказал Гонт. – Может быть, мы
для интереса сделаем небольшую ставку?
– Конечно. Сколько?
– Не деньгами. Времена моих денежных ставок давно кончились,
мистер Китон. И, кстати, они менее всего интересны. Скажем так: если ваша
лошадь придет первой, я вам делаю небольшое одолжение. По вашему выбору. Если
моя – то же самое делаете вы.
– А если выиграет другая – все ставки биты?
– Верно. Готовы?
– Готов, – коротко ответил Китон и напряженно подался еще
ближе к импровизированному ипподрому. Стиснутые ладони он крепко зажал между
толстых колен. У стартовой линии располагался небольшой рычажок.
