Ни в коем случае, настаивал голос, несчастная жизнь и смерть
твоего ребенка не должны стать достоянием пустобрехов города.
Что за глупость, Триша – спрашивала тетя Эвви. Тетя Эвви,
которая ушла из жизни достаточно давно, после очередной «двойной накачки» своим
любимым Гербертом Терейтонсом. Какое имеет значение, если Алан узнает, как на
самом деле умер Келтон? Неужели ты думаешь, что кого-то до сих пор волнует
проблема твоей тайной булочки, выпеченной в духовке? Ах ты, глупая гусыня!
Не тешь себя надеждой, все уже давным-давно думать об этом
забыли. Эта новость не будет стоить лишней чашки кофе в закусочной у Нэн.
Может быть, и так… Но ведь он принадлежал ей, черт вас всех
побери.
В жизни своей и смерти он принадлежал только ей. И она сама
принадлежит себе – ни маме, ни папе, только себе. Та испуганная одинокая
девочка, которая каждый вечер стирала в кухне в заржавленной раковине трусики,
потому что у нее их всего было три пары, та девочка, у которой вечно на губе
или на носу вскакивала лихорадка от простуды, девочка, которая частенько сидела
на подоконнике, глядя в небо, а потом опускала горячий лоб в ладони и плакала,
та девочка принадлежала только ей. Воспоминания о том, как Келтон насыщался,
стиснув мягкими беззубыми деснами сосок маленькой груди, а она в это время
читала дешевое издание романа Д. Мак-Дональда, прислушиваясь к завыванию сирен
полицейских машин и карет скорой помощи за окном, эти воспоминания тоже
принадлежат ей одной. Слезы, которые она выплакала, молчание, которое
сохраняла, длинные туманные дни в забегаловке, где работала, пытаясь
ускользнуть от итальянских рук и русских пальцев Норвилля Бейтса, смущение и
стыд, с которым в конце концов установила с ним мир, независимость, за которую
так боролась и которую так трудно было получить и сохранить… все это
принадлежит только ей и не должно достаться городу.
Полли, дело не в том, станет это принадлежать городу или
нет, о чем ты сама прекрасно знаешь. Дело в том, что будет принадлежать Алану.
Она отрицательно и упрямо мотала головой, сидя в качалке и
даже не осознавая своего жеста. Она считала, что слишком долго и часто
просыпалась ночами и оставалась без сна до утра, чтобы поделиться причиной этих
мучений без борьбы. Настанет время, и она, безусловно, все Алану расскажет, она
даже удивлена, что так долго этого не делает, но, видимо, время еще не настало.
Конечно, нет… тем более, что руки подсказывают – ближайшие несколько дней и
ночей тебе будет не до чего другого, кроме нас.
Зазвонил телефон. Скорее всего это Алан, вернулся с
дежурства и хочет справиться, как она поживает. Полли встала и пошла к
телефону. Аккуратно, двумя руками сняв трубку, она приготовилась сообщить ему
то, что, как предполагала, он хочет от нее услышать. Голос тети Эвви пытался
вмешаться, убедить, что ведет она себя глупо, неразумно, по-детски, и что такое
поведение даже чревато опасностью. Но Полли заставила этот голос замолчать,
резко и даже грубо.
– Алло? – громко и отчетливо произнесла она. – О, Алан,
привет. Как ты? Хорошо.
Она слушала и улыбалась. Если бы она в этот момент взглянула
в зеркало, то увидела бы женщину, которая готова закричать… но она не смотрела.
– Прекрасно, Алан. Я чувствую себя замечательно
14
Уже почти настало время отправляться на ипподром. Почти.
– Давай. – шептал Дэнфорт Китон. Пот ручьями стекал у него
по лицу. Давай. Давай.
Он сидел, согнувшись над Выигрышным Билетом. Все смахнул со
стола, чтобы освободить место, и почти весь день потратил на игру. Начал он с
номера газеты Блюграсс Хистори: Сорок лет Дерби в Кентукки. Он проиграл
десятков заездов, давая оловянным лошадкам имена так, как его учил мистер Гонт.
И оловянные лошадки, названные именами победителей, указанных в газете,
приходили первыми. Из раза в раз. Это было поразительно, настолько
поразительно, что только в четыре часа он обнаружил, что весь день с утра
провел за игрой, а предстояло еще опробовать десяток новых имен. участвовавших
в сегодняшних бегах в Люистоне.
Деньги ждали, когда их выиграют.
Последний час, свернутый до размера карточки, выдаваемой на
ипподроме, слева от Выигрышного Билета лежал свежий номер Дейли Сан. Справа
лежал листок, вырванный из записной книжки Китона. На листке его широким
размашистым почерком были уже записаны:
1-й заезд – Базука Джоан 2-й заезд – Филли Дельфия 3-й заезд
– Чудо Тэмми 4-й заезд – Я Удивлен 5-й заезд – У Джорджа 6-й заезд – Проказник
7-й заезд – Гром Небесный 8-й заезд – Прекрасный Сын 9-й заезд – Тико-Тико Было
всего пять часов вечера, а Китон уже прогонял последний заезд нынешнего дня.
Лошадки скрежетали и тряслись в своих пазах. Одна из них, бежавшая по шестой
дорожке, перегнала всех остальных и пришла первой.
Китон схватил газету и еще раз внимательно прочитал список
лошадей.
Лицо его сияло, как лик святого на иконе. «Малабар!» –
прошептал он и потряс кулаками. Карандаш вонзился в газетную строку, словно
швейная игла.
«Малабар! Тридцать к одному! Как минимум! Малабар, Бог тебя
храни!»
Тяжело дыша, он сделал запись на листке. Пять минут спустя Выигрышный
Билет был убран со стола, сложен в коробку и надежно заперт в шкафу, а сам
Дэнфорт Китон мчался в своем «кадиллаке» по дороге в Люистон.
Глава 9
1
Без четверти десять утра, в воскресенье, Нетти Кобб надела
пальто и быстро застегнулась на все пуговицы. На лице ее застыло выражение
угрюмой решимости. Она стояла в кухне. Налетчик сидел рядом и смотрел ей прямо
в глаза, как будто допытываясь. намерена ли хозяйка, в конце концов, покончить
со всей этой историей.
«Да, намерена», – ответила на его немой вопрос Нетти.
Налетчик одобрительно застучал хвостом по полу – так, мол, я и думал.
«Я приготовила замечательную лазанью для Полли, – сообщила
Нетти, – и собираюсь ей немедленно отнести. Абажур заперт в шкафу, заперт
надежно, и я больше не стану возвращаться, чтобы проверить, поскольку теперь
знаю это точно. Ненормальная полька не заставит меня сидеть взаперти в
собственном доме. Если я встречу ее на улице – покажу, где раки зимуют, как и
обещала».
Нетти необходимо было выйти. Она должна была сделать это.
Вот уже два дня, как она косу не показывает из дому, и если откладывать дальше,
станет все труднее и груднее решиться. Чем дольше она будет сидеть дома с
опущенными шторами, тем затруднительное будет их поднять. В голове у нес
копошился беспорядочный ворох мыслей.
Итак, она поднялась очень рано сегодня, в пять утра, и
приготовила для Полли лазанью такую, как любила сама – с большим количеством
шпината и грибов. Правда, грибы были консервированные, поскольку Нетти вчера не
отважилась выйти на рынок, но все же она надеялась, что блюдо от этого хуже не
станет. Теперь лазанья стояла на столе в сковородке, покрытая крышкой из
фольги.
