Он послал мяч синусоидой (именно эта манера придавала особую
силу его броску, как считал отец Брайана), и когда мяч коснулся рукавиц Святоши
Хью, он взорвался. Кровавые брызги, клочья волос и куски человеческой плоти
устремились вверх к яркому осеннему солнцу. А Брайан проснулся, обнаружив, что
рыдает, уткнувшись в подушку.
8
Теперь он ехал выполнять задание, которое дал ему мистер
Гонт.
Улизнуть из дома оказалось нетрудно: он сказал маме и папе,
что не пойдет утром в церковь потому, что у него болит живот (что вовсе не было
ложью).
Как только родители ушли, он стал готовиться.
Крутить педали и удерживать велосипед в равновесии было
трудно, мешала большая неуклюжая сумка-холодильник на багажнике. К тому
времени, когда Брайан добрался до дома Ержиков, он взмок от пота и тяжело
дышал. На этот раз сомнений он не испытывал, пробных звонков не производил,
планов в уме не утроил. В доме никого не было. Сэнди Куфэкс – Лилэнд Гонт
сообщил ему во сне, что Ержики задержатся в церкви после службы, чтобы обсудить
проблему Казино Найт, а затем отправятся навестить своих друзей. Брайан
поверил. Ему не терпелось как можно скорее выполнить поручение. А когда с этим
будет покончено, он вернется домой, поставит велосипед на место и проведет
остаток дня в постели.
Достав обеими руками из корзинки на багажнике сумку, он
поставил ее на траву. Все это происходило за живой изгородью, где его никто не
мог видеть.
То, что он собирался сделать, должно было произвести
некоторый шум, но Куфэкс-Гонт предупредил его, чтобы не беспокоился. Он
сообщил, что большинство проживающих на Уиллоу Стрит – католики, а те, кто не
пойдет к одиннадцатичасовой мессе, выйдут из дома не позднее восьми утра и
отправятся по своим разнообразным воскресным делам. Брайан не знал, так это или
нет. Наверняка он знал только два обстоятельства: мистеру Гонту лучше знать, и
сделка не совершена до того, как мистер Гонт не сочтет ее совершенной. Вот
теперь ему предстояло эту сделку совершить. Брайан открыл крышку холодильника.
Там лежало около десятка довольно больших камней, каждый аккуратно завернут в
листок из школьной тетрадки Брайана, закрепленный двумя круглыми резинками. На
каждом листке было крупными буквами написано:
«Я говорила – оставь меня в покое. Это последнее
предупреждение».
Брайан прихватил один из камней в обертке и пошел по газону
к дому, пока не оказался не более чем в десяти футах от окна гостиной Ержиков
такие окна в шестидесятых годах, когда строился дом, назывались экранами.
Брайан занес руку с камнем и после недолгих размышлений
швырнул камень так, как это сделал с мячом Сэнди Куфэкс во время седьмой игры
Международного Чемпионата. Послышался резкий немузыкальный звон, а следом за
ним глухой стук, когда камень упал на ковер в гостиной и покатился в угол
комнаты.
Эти звуки возымели на Брайана удивительный эффект. Страх
исчез, как ни бывало, а вместе с ним внутреннее неприятие того, что он вынужден
был совершить и от чего не мог отказаться ни при каких обстоятельствах. Звон
разбитого стекла вызвал возбуждение… почти такое же, как во сне, когда он
грезил о мисс Рэтклифф. Те ощущения были детской глупостью, он теперь это точно
знал, зато в нынешних глупостью даже не пахло. Эти были реальными и казались
вполне естественными.
Кроме того, он чувствовал, что не желает расставаться с
карточкой Сэнди Куфэкса ни за что на свете. Он открыл для себя тайну
собственности, владения, обладания – чем труднее заполучить желаемое, чем
больше жертв надо для этого принести, тем ценнее и желаннее оно становится.
Брайан прихватил еще пару камней и подошел к разбитому окну.
Заглянув внутрь, он увидел, где лежит брошенный первый камень. На пороге, между
гостиной и кухней. Он смотрелся там настолько же чужеродно, как, например,
резиновый сапог на церковном алтаре или роза на двигателе трактора. Одна из
резинок, крепивших записку к камню, слетела, но другая осталась на месте.
Брайан перевел взгляд на телевизор Сони.
Размахнулся и бросил. Точное попадание. Грохот, вспышка и
осколки сыпятся на ковер. Телевизор зашатался на подставке, но не упал. «Второй
бросок!» – пробормотал Брайан и издал горлом странный булькающий звук,
означавший смех, но не похожий на него.
Следующий камень он бросил в набор керамических безделушек
на столике рядом с диваном, но не попал. Камень стукнулся о стену и упал,
выщербив кусок штукатурки вместе с обоями.
Брайан поднял за ручку холодильник и понес его к торцу дома.
Он разбил два окна в спальне. Прошел на зады и разбил верхнюю стеклянную
половину кухонной двери, а потом в образовавшееся отверстие швырнул еще несколько
камней. Один из них разбил кухонный комбайн, другой – стекло микроволновой
печи.
«Третье попадание!» – завопил Брайан и расхохотался так
громко, что чуть не описался.
Когда приступ веселья прошел, он продолжил ревизию дома.
Холодильник теперь стал гораздо легче, он мог даже нести его одной рукой.
Последними тремя камнями он разбил окна, ведущие в подвал, спрятавшиеся за
клумбой осенних цветов, посаженных Вильмой, и напоследок вырвал с корнем пару
охапок этих цветов. Завершив мероприятие, он закрыл крышку холодильника,
вернулся к велосипеду, водрузил холодильник на багажник и занес ногу, чтобы
сесть в седло и отправиться восвояси.
Семья Мислабурски жила в соседнем с Ержиками доме. Когда
Брайан выезжал со двора, миссис Мислабурски открыла дверь и вышла на крыльцо.
Одета она была в ядовито-зеленого цвета халат, а волосы
упрятаны под ярко-красную сетку. Костюм вполне подходящий, чтобы справлять
Рождество в аду.
– Что тут происходит, мальчик? – требовательным тоном
спросила она.
– Сам не понимаю. Кажется, миссис и мистер Ержик ссорятся, –
заявил Брайан, не останавливаясь. – Я приезжал, чтобы спросить не хотят ли они
нанять дворника на зиму, чтобы дорогу от снега чистить, но решил заехать в
другой раз.
Миссис Мислабурски кинула взгляд на дом Ержиков. Из-за
высокой живой изгороди, с того места, где она стояла, виднелся лишь второй
этаж.
– Я бы на твоем месте вообще сюда не возвращалась. Эта
женщина напоминает мне маленькую южно-американскую рыбку, которая может целиком
сожрать корову.
– Пиранья, – подсказал Брайан.
– Вот-вот. Именно ее.
Брайан продолжал крутить педалями. Он уже уезжал от женщины
в зеленом халате и красной сетке на голове. Сердце билось учащенно, но не
слишком.
Часть Брайана, казалось, продолжала спать и видеть сон. Он
себя совсем не узнавал – это был вовсе не он, этот Брайан не имел ничего общего
с тем, кто учился только на «хорошо» и «отлично», кто являлся членом
Ученического Совета и школьного филиала Лиги Добропорядочных Граждан, с тем
Брайаном, который получал всегда высший балл за поведение.
