Она сидела на лошади, холодно и горделиво глядя на него, а между тем в голове у нее пронеслась мысль о том, что он весьма привлекательный мужчина, возможно, даже самый красивый из всех, кого ей приходилось видеть. На мгновение она почувствовала раскаяние. Нет, самый красивый мужчина на свете — ее Ястреб!
Марк Александр испытывал невероятно сильное желание снять Зенобию с лошади и целовать этот презрительный ротик до тех пор, пока он не смягчится. Однако он не стал делать этого. Он не мог подвергать опасности свое положение в Пальмире, а заниматься любовью с нареченной князя, несомненно, означало бы крах карьеры. Поэтому он только кивнул и сказал:
— Возможно, вы правы, Зенобия бат Забаай. Мне лучше вернуться в город.
Он не смог удержаться и прибавил:
— Судя по всему, вы — одна из тех женщин, которые завлекают ничего не подозревающих путников и ведут их к гибели.
Отъезжая прочь, он испытал большое удовлетворение, видя ее гнев.
«Прекрасная девушка, — подумал он, — прекрасная и слишком резкая». Но кто может обвинить ее в этом? Антоний Порций сказал, что мать Зенобии убили римские легионеры, но не упомянул об изнасиловании. Несчастная девушка! Нет, это определенно неподходящий момент, чтобы объяснять ей разницу между галлами-изменниками и полуримлянами-полубританцами, как он.
Марк Александр проехал некоторое расстояние, обернулся и бросил взгляд назад. Девушка хлестнула лошадь, заставила ее скакать галопом и помчалась по пустыне с невероятной скоростью. Марк Александр усмехнулся про себя. Ему нравились по-настоящему смелые женщины.
В течение следующих нескольких дней он много работал над руководством для своего бывшего раба, который должен стать его правой рукой. Севера приставили учить его, когда он был еще ребенком. Когда отец Марка Бритайна предложил этому человеку свободу, тот попросил оставить его на службе у семьи Александров. В такой просьбе они не могли ему отказать, и с того дня Север начал учиться у Луция Александра основам коммерции. Он прибыл в Пальмиру на два месяца раньше Марка Александра, чтобы приобрести для него виллу и склад.
Теперь Марку Александру предстояло взять бразды правления в свои руки. Он старался сосредоточиться, но его мысли постоянно прерывались возникавшим перед ним видением: длинноногая девушка, такая же норовистая, как белая кобыла, на которой она сидела. Он понял, что желает ее, и для него это было чем-то вроде шока. Ведь он знал, что она не может принадлежать ему. Марк Александр, сын Луция, богатый, красивый, которому с самого рождения никогда и ни в чем — в пределах разумного — не отказывали, серьезно влюбился впервые за свои двадцать пять лет.
По мере того как приближался день свадьбы, возбуждение в доме Забаая бен Селима все усиливалось, пока не превратилось в настоящую лихорадку. Хотя ни одна из жен Забаая, за исключением Тамар, никогда не обращала на Зенобию ни малейшего внимания, теперь все они хотели помочь ей и занять место матери невесты. Женщины давали девушке бесконечные советы, каждая хотела сама выбрать для нее одежду и горько негодовала по поводу вмешательства остальных. Зенобия стала чем-то вроде отборного куска мяса, из-за которого торгуются женщины на рынке. В конце концов она попросила отца утихомирить своих жен и оставить с ней только Тамар. Тамар всегда была рядом с ней, поэтому она займет место матери невесты — она и никто другой. После этого Зенобию наконец оставили в покое.
Вечером, накануне свадьбы, Зенобия взяла маленький медальон, который одела на нее мать при ее рождении, и положила его на алтарь домашних богов. «Эти боги защищали меня в детстве, — думала она, — но завтра детству придет конец, и оно никогда больше не вернется». С этими мыслями она мысленно положил» на алтарь в торжественном жертвоприношении последнее напоминание о своих детских годах. Если бы она была моложе, то принесла бы сюда свои игрушки. Но они уже давно выброшены. Она тихо стояла в маленьком семейном садике, который окружал алтарь, молилась за свою мать и желала, чтобы каким-нибудь чудесным образом, известным одним только богам. Ирис оказалась бы завтра рядом с ней.
Тамар и Баб так добры к ней, она чувствовала себя почти виноватой. И все же впервые за многие месяцы ей ужасно не хватало матери. Она вспоминала не столько красоту золотоволосой Ирис, сколько сладкий аромат ее духов, нежное прикосновение ее руки, шорох длинных юбок, когда она по ночам выходила из комнаты Зенобии. Она вспоминала эту прекрасную женщину, которая всегда находила время, чтобы поговорить с ней, которая обнимала ее легко и нежно, которая счастливо смеялась, видя, как ее дочь и муж играют вместе. Слезинка скатилась по щеке Зенобии, потом другая, пока лицо ее не стало мокрым от слез печали.
Баб бросила на девушку взгляд и увидела, что ее плечи дрожат от горя. Она хотела подойти к ней, но Тамар удержала ее.
— Не надо! — сказала жена Забаая бен Селима. — Со времени смерти Ирис она еще ни разу по-настоящему не плакала, и это ей необходимо. Пусть ее печаль останется позади вместе с тем, что осталось от ее детства.
Баб кивнула.
— Ты, конечно, права, но я не могу видеть, как она страдает. Если бы я только могла, я бы заслонила ее собой от всего зла, какое только есть в жизни.
— Этим ты не окажешь ей услуги, Баб. Зенобия сама должна встретиться лицом к лицу со всем, что ей суждено испытать на своем пути. Если она не будет знать, что такое зло, то как же она сможет бороться с ним?
— Знаю, знаю! И вообще я болтаю глупости. Разве кому-нибудь удавалось от чего-то заслонить Зенобию? — ответила Баб.
— Давай войдем в дом! — сказала Тамар. — Скоро наша девочка придет, чтобы примерить на счастье свой свадебный наряд. Она не должна знать, что мы наблюдали за ней в такие минуты.
Женщины вернулись в свои комнаты и стали ждать девушку. Обе любили ее и хотели по традиции разделить с ней те минуты, которые не могла разделить с ней ее родная мать. И все же обе верили, что Ирис наблюдает за ними из рая, где находятся после смерти праведники.
В ту ночь сон ускользал от Зенобии. Как и всякая невеста, она была одновременно испугана и возбуждена в связи с теми событиями, которые должны произойти на следующий день. Те мучительные минуты, которые она пережила с князем две недели назад, только усилили ее любопытство. Едва лишь она задремала, как тут же, вздрогнув, пробудилась и вспомнила свой беспорядочный и запутанный сон. Во сне она видела римлянина, и он смотрел на нее насмешливыми голубыми глазами. Зенобия села в постели, вся дрожа, и подумала, что это, должно быть, ей явилась тень убийцы ее матери в ночь перед свадьбой. Потом она вспомнила другого римлянина, Марка Александра Бритайна, который повстречался ей в пустыне несколько дней назад. Именно он и был тем мужчиной, которого она увидела во сне. Она в замешательстве гадала, почему это он вдруг приснился ей. Смущенно покачав головой, она снова легла и заснула легким сном.
В предрассветный час пришел прорицатель. В жертву принесли молодую овцу. Предзнаменования сочли в высшей степени благоприятными. Дом Забаая бен Селима украсили множеством цветов, пальмовыми ветвями, красочными полосками шерстяной Ткани, которыми обвили колонны, изысканными гобеленами, висевшими повсюду в атрии, где должна была состояться церемония. Еще до восхода солнца начали съезжаться гости.
