— Я ненавижу тебя! — с трудом удалось ей произнести слабым голосом, а он, ликуя, засмеялся.
— Я уже было подумал, что убил тебя, — сказал он, — а мертвая царица не представляет для меня никакой ценности.
Она тщетно попыталась ударить его, и, зарычав в восторге, он поднял ее на руки и крепко прижал к себе.
— Успокойся, богиня! Я не собираюсь причинять тебе вред. Ну, успокойся же!
Она была слишком слаба и спокойно лежала в его объятиях, пока не задремала, прильнув к его груди. Приятное тепло разлилось по ее озябшему телу.
Она проспала несколько часов, над пустыней уже опустилась ночь. Она осторожно освободилась из объятий императора. Все суставы болели. Ей так хотелось окунуться в горячую ванну, ароматную и успокаивающую. Но ванны придется долго ждать.
Она взглянула на Аврелиана. Он лежал спокойно, дыхание было тихим и ровным. Зенобия внимательно осмотрела императора. Он выглядел на удивление молодо, только вокруг глаз и у висков виднелась сеть морщинок. Он не потрудился снять короткую красную тунику, когда набросился на нее, поэтому она мало что могла разглядеть. Там, где туника задиралась вверх, она увидела шрам, который шел вдоль левого бедра. По ширине шрама она могла предположить, что это след копья. На руках и ногах виднелось несколько небольших шрамов.
Даже во сне его рот выдавал человека несгибаемого, упрямого, редко поддававшегося состраданию. Она содрогнулась, вспомнив об их борьбе. Никогда еще она не чувствовала себя такой… такой зависимой, до такой степени не владеющей собственным телом и умом. Когда он заставил ее смотреть себе в глаза, она попала под его власть. Она понимала, как он упивался ее слабостью. Зенобия поклялась, что она не допустит этого в следующий раз. Она постарается смотреть и не видеть, она сможет обмануть его.
Она тихонько встала и медленно потянулась, сняв напряжение. Зенобия не подозревала, что он наблюдает за ней из-под прикрытых век. У нее прекрасное тело, думал он, а ей уже за тридцать. Ему нравились ее длинные ноги, гладкие бедра, слегка округлый живот и особенно ее полные и в то же время твердые груди. Он любил женщин с большой грудью, но нередко с возрастом прекрасные груди обвисают. Именно это произошло с грудью Ульпии.
Зенобия подняла крышку своего маленького сундучка и достала оттуда платье, которое собиралась надеть, а он думал о Кариесе. К этому времени она уже родит. Действительно ли родится мальчик, она так уверяла его в атом? Он подумал, чей же это в действительности ребенок. Ах, всегда оставалась возможность, что он станет отцом, однако он серьезно сомневался в этом. Народ предпочитал верить, что у него не может быть детей, а виновата в атом бедная Ульпия, но он знал, что это не так.
До женитьбы у него время от времени бывали любовницы, но ни одна из них ни разу не принесла ему ребенка. После женитьбы он сменил дюжину любовниц, но ни одна из них не родила ему детей. Одна лишь Кариеса заявила, что он — отец ее ребенка. Он сомневался в этом, но поскольку никогда не собирался разводиться с Ульпией, не стал спорить с ней. Возможно, это действительно его ребенок.
Аврелиан открыл глаза и следил за Зенобией, как кошка следит за своей жертвой. Ему, конечно, жаль Марка Александра, но ведь добыча принадлежит победителю, а победитель он, Аврелиан.
Глава 11
— Пожалуйста, Кариеса, ну пожалуйста, помоги себе, поднатужься.
Ульпия Северина, римская императрица, склонилась над своей племянницей, пытаясь приободрить девушку.
— Мне больно! — в раздражении хныкала Кариеса.
— Я знаю, моя дорогая, но все же ты должна вытолкнуть ребенка.
— Откуда ты можешь знать? Ведь ты бесплодна, тетя! — послышался жестокий ответ.
Кариеса отвернулась от Ульпии и застонала.
— Идем, Ульпия, — послышался утешающий голос Дагиан, и ее сильные, добрые руки мягко увлекли императрицу прочь от кровати роженицы. — Пойдем и выпьем немного вина. Акушерка позаботится о Кариесе.
Ульпия молча кивнула и позволила увести себя из спальни Кариссы в залитый солнечным светом атрий. Две девушки-рабыни поспешили им навстречу, поставив удобные кресла возле бассейна. Третья рабыня поставила на низенький круглый столик поднос с графином вина и двумя серебряными бокалами. Дагиан кивком отпустила служанок, налила сладкого золотистого вина и подала Ульпии полный бокал.
— Марку следовало бы быть рядом с ней, — пробормотала императрица. — Ведь это ее первый ребенок!
— Ульпия, хватит притворяться! Его силой заставили жениться на ней. Если ты еще не знаешь правды, то я просвещу тебя. Император принудил моего сына к этому браку. Он был помолвлен с одной госпожой в Пальмире, которую страстно любил. Я знаю, как бы ты ни любила Кариесу, ты ни минуты не верила, что ребенок, которого она вот-вот должна родить, — это ребенок моего сына. Они женаты всего четыре месяца.
— Она думает, что у нее ребенок от Аврелиана, — тихо прошептала императрица, и глаза Дагиан раскрылись от удивления. — Но не знает, — тихо продолжала Ульпия, — что мой муж бесплоден. За все годы, что мы женаты, я не зачала ребенка, — ни я, ни кто-нибудь из его женщин. — Ее поблекшие карие глаза наполнились слезами. — Когда-то у меня был ребенок, Дагиан, прелестный маленький мальчик. Его отняли у меня. Вот почему я вышла замуж за Аврелиана. Он знал о моем позоре и грозился раскрыть его, если мой отец не согласится на брак.
Она вздохнула и вытерла слезы, струившиеся по ее щекам.
— Ты не должна думать о нем плохо. Он всегда был хорошим мужем — почтительным и добрым. Однако он слаб на женщин, а Кариеса честолюбива. Сомневаюсь, что она сама знает, кто отец ее ребенка.
— А император в курсе, что все это известно тебе? — спросила Дагиан.
— Конечно же, нет. Согласно традиции, все эти годы я была идеальной римской женой. Я не замечала его женщин, они не заслуживают моего внимания.
— Но твоя собственная племянница?! — Дагиан была ошеломлена.
— Я уже давно вступила в зрелый возраст, Дагиан, и не хочу потерять мужа. Храня молчание, я тем самым удерживала его в семье.
Дагиан, сама того не желая, улыбнулась. Многие считают Ульпию Северину глупой, но на самом деле она очень умна.
— Но как же ты можешь любить свою племянницу, если знаешь, что она предала тебя?
— Я терпеть не могу эту сучку, — последовал ответ. — Но никогда не доставлю Кариесе удовольствие, дав ей понять, что она заставляет меня страдать.
Ужасный пронзительный крик прорезал стоявшую в доме тишину, женщины встали и поспешили в спальню Кариссы. К ним присоединился Марк, вышедший из своего кабинета, в котором теперь проводил большую часть времени. В комнате стоял неприятный сладковатый запах. Марк большими шагами ринулся к окнам и распахнул ставни, впустив в комнату немного свежего воздуха.
На постели извивалась Кариеса. Она стонала и молила об облегчении.
