Она в замешательстве вздохнула, по потом се лицо прояснилось.
— Ну что ж. Марку придется подождать, пока его царица не приедет к нему сама. Я знаю, Аврелиан собирается провести ее в своем триумфальном шествии, когда вернется в Рим. Царица, разумеется, останется пленницей империи, но я позабочусь, чтобы мой муж отдал ее Марку. Аврелиан всегда был очень щедр ко мне, ведь я прошу у него немного и всегда благоразумна. — Она улыбнулась Дагиан. — Идите же к своему сыну и скажите, что скоро счастье улыбнется ему. Я помогу подготовить Кариесу к ее последнему пути.
Дагиан вышла из спальни Кариссы. Она думала о том, выживет ли Зенобия после войны с Римом. Потерпела ли она уже поражение или, может быть, опять удивила Римскую империю, снова победив ее? Новости шли из Сирии в Италию так долго! Потом мать Марка быстро вознесла молитву богам, чтобы они защитили Зенобию Пальмирскую.
Боги, однако, предпочли изменить свое отношение к смертной, которая до недавнего времени всегда была их любимицей. Она провела еще одну ночь в безжалостной борьбе в постели Аврелиана. Она недоумевала, почему же Венера оставила его на земле на столь долгий срок. Этот человек ненасытен и, очевидно, неистощим. С едва заметной улыбкой Зенобия подумала, что ведь даже богиня должна отдыхать. Как жаль, что ей не удается отдохнуть! Едва лишь занялся рассвет, как они уже начали битву другого рода.
— Ты пойдешь позади моей колесницы! — заявил он, когда они поднялись с постели.
Она была потрясена, и несколько мгновений она не могла понять, о чем речь, а потом замотала головой и закричала:» Никогда!«
— Или же я поволоку тебя за своей колесницей, — такова была следующая предложенная ей альтернатива.
— Я согласна, лучше волоки, — драматически заявила она. — Я никогда не войду в мой собственный город побежденная! Ты не победил меня, Аврелиан!
— Не правда, победил! — насмехался он над ней, и в углах его небесно-голубых глаз появились веселые морщинки. — Что ты за упрямая богиня, Зенобия? Я победил тебя в честном поединке, как на поле битвы, так и в своей постели. Если ты откажешься сыграть положенную тебе роль в моем сегодняшнем триумфальном шествии, то никогда твоей ноги не будет в этом городе. Где же будешь плести свою паутину, мой обожаемый паук?
И, что еще более важно, как ты станешь руководить своим сыном?
Она вперила в него яростный взгляд. Теперь понятно, как надежна ловушка, и он не смягчится, раз решение уже принято.
— Так ты пойдешь? — спросил он.
— Пойду.
Он усмехнулся.
Раб принес завтрак, и Аврелиан весело заметил, что раздражение ничуть не повлияло на ее аппетит. Она очистила и разделила на дольки маленький апельсин, потом выложила дольки в маленькую чашу и залила их простоквашей. Толстый ломтик свежеиспеченного хлеба обильно намазала медом и поместила на красную арретинскую [13]
глиняную тарелку вместе с двумя сваренными вкрутую яйцами и горстью крупных, спелых черных олив. Не обращая на него внимания, она сосредоточенно поглощала это изобилие, запивая гранатовым соком из кубка. Потом, не сказав ему даже слова, встала и вышла из палатки. Ему хотелось рассмеяться, но Зенобия и так уже была на пределе, а император нуждался в ее сотрудничестве.
Если бы он втащил ее, пронзительно кричащую, в Пальмиру, это не помогло бы ему завоевать симпатию горожан. Даже юный царь взглянул бы с другой точки зрения на сотрудничество с Римом при таких обстоятельствах. В конце концов он ведь ее сын, несмотря на то что она узурпировала его власть. Аврелиан хотел, чтобы она смиренно шла позади его колесницы. Этот жест все в Пальмире поймут. Увидев, что она приняла власть Рима, граждане склонят свои шеи под ярмо империи. Пусть ее плохое настроение улучшится и она придет к согласию с самой собой, прежде чем начнется его триумфальный въезд в город. На его месте она поступила бы точно так же. Утвердившись в своем решении, Аврелиан продолжал завтракать в одиночестве.
Закончив трапезу, он позвал Гая Цицерона.
— Ты отвечаешь за царицу, — тихо сказал он. — Не думаю, что она посмеет выкинуть какую-нибудь штуку. Сегодня утром мы побеседовали, и она полностью приняла мои пожелания. Вот увидишь, она займет свое место позади моей колесницы, когда я вступлю в Пальмиру.
— Да, цезарь! — последовал послушный ответ.
В назначенный час римская армия в полном боевом порядке выстроилась перед главными воротами Пальмиры. Во главе в своей боевой колеснице стоял Аврелиан. Он выглядел необыкновенно могущественным и царственным; золотой нагрудник с рельефным изображением одерживающего победы Марса, бога войны, сверкал в лучах утреннего солнца. Его длинный красный военный плащ мягко развевался под дуновениями легкого ветерка. Однако изящный шлем не мог скрыть суровые черты лица. Он стоял — высокий, прямой, спокойный. Позади него ждали легионеры, нетерпеливо переступая с ноги на ногу.
Император обернулся, чтобы посмотреть на Зенобию, которая заняла свое место позади его колесницы. Заметив его взгляд, она отвернулась. О боги! Он молча выругался. Стоило ему только взглянуть на нее, как он почувствовал желание. В тот день она не надела траурных одежд. Скорее она была одета так же, как в тот первый день, когда его армия подошла к воротам Пальмиры несколько месяцев назад. В своем золотом каласирисе она не больше походила на побежденного противника, чем райская птица. Ее воротник, украшенный рубинами, розовым кварцем и алмазами, ярко сверкал. Его блеску вторил золотой венок из виноградных листьев с украшенными бриллиантами лентами. Она и правда была воплощением золотой богини, и с помощью своего одеяния ей удалось изменить смысл всего представления, который он намеревался сыграть перед народом Пальмиры.
Слабая улыбка искривила его губы, смягчив на мгновение суровые черты. Ей каким-то образом удалось еще одно поражение превратить в победу. Он запомнит это. Когда-то он обвинил ее в том, что она сверхгордая… Ей-богу, в этом отношении она может преподать урок! Он снова повернулся лицом к воротам Пальмиры. Его взгляд словно бы послужил сигналом, и они начали медленно отворяться.
Аврелиан почувствовал напряжение. Он думал, уж не вздумают ли они сражаться в последнюю минуту. Обычно стены города были заполнены толпами зрителей, но в то утро не было видно ни одного человека. Он отчетливо слышал протестующий скрип петель ворот, по мере того как они раскрывались все шире и шире. Вскоре въезд в город стал похож на широко открытый беззубый рот.
Потом из-за ворот вышел человек, одетый в простую белую льняную тунику и красно-белую полосатую тогу, окаймленную пурпурной полосой. В руках он нес символические золотые ключи от города.
С величайшим достоинством этот человек двинулся вперед и остановился перед колесницей Аврелиана.
— Приветствую вас, цезарь! — произнес он громким голосом. — Я — Кассий Лонгин, главный советник царя. По поручению его величества я вручаю вам ключи от Пальмиры.
