– Куда деваться? Натура такая: не могу пройти мимо того, что плохо лежит, и не попользоваться. Ну, едем в зоопарк?
– Домой, – буркнула я.
– Ко мне, к тебе? Шучу, – засмеялся Берсеньев, и мы наконец-то тронулись с места.
Всю дорогу он на меня поглядывал и ухмылялся, а я делала вид, что этого не замечаю.
– Может, все-таки мороженое съешь? Или выпьешь сто грамм? Ты ведь уже взрослая девочка.
– Отвали.
– О чем ты так сосредоточенно размышляешь? Прикидываешь, где Дыбенко искать?
– Честно? – спросила я.
– Если очень хочется – соври. Я неприхотливый. Ну, так о чем задумалась, прекрасное создание?
– О тебе.
– О-па, что-то новенькое.
– Старенькое. Не могу понять, как меня угораздило с тобой связаться. Ведь знаю, что редкая сволочь.
– Допустим…
– Не допустим, а так и есть. И что?
– Что?
– Везде с тобой таскаюсь и слушаю твой треп. Это нормально?
– Вот уж не знаю… Мне бы тоже давным-давно надо тебе шею свернуть, а я то сопли тебе вытираю, то резво бегаю в поисках свидетелей, которые мне даром не нужны. Хотя в моем случае все худо-бедно понятно. Я – мужчина, ты – женщина, должно быть, инстинкт срабатывает: детей, женщин и больных надо защищать, хотя разумней держаться от них подальше. Особенно от больных, это как раз твой случай.
– Ты стриженой скажи про свои инстинкты, она прольет слезы умиления.
– Слушай, – ахнул Берсеньев, – а может, ты уже созрела для нового чувства и тебя непреодолимо тянет ко мне?
– Ты меня дразнишь, – наконец-то сообразила я.
– Дразню, – кивнул Сергей Львович. – А шею тебе свернуть при всем желании не могу. Димка-то прав, это все равно что ежика обидеть.
– Еще один придурок на мою голову. Слушай, умник, а почему бы тебе самому не влюбиться? Хоть в ту же шатенку из «Гранда». Женился бы, нарожал детей… А ты сидишь в пустой квартире, смотришь на закат и пьешь горькую. Свою великую любовь оплакиваешь.
Берсеньев схватил меня за шиворот и больно ткнул в переднюю панель, я охнула, собралась вопить, но сдержалась.
– Ну, вот, ежика обидел, – сказала со вздохом.
Берсеньев засмеялся.
– Я ведь предупреждал – не наглей. Мы с тобой, счастье мое, похожи… вот, к примеру, ты…
– Может, с тебя начнем? – вытирая лицо ладонью, предложила я.
– Возьми платок в бардачке, – кивнул Берсеньев. – Сколько раз ты была замужем? Четыре? И все твои мужья были тебе по барабану.
– За первого я вышла по глупости, а третьего родители сосватали.
– Но второго и четвертого ты выбрала в здравом уме? А потом появился Стас, и все, приехали… Никем его не заменить, из сердца не вырвать, а горькая судьбинушка распорядилась так, что вместе ужиться не смогли.
– Я поняла. Я неуважительно относилась к чужим чувствам, и господь вознамерился показать мне, где раки зимуют. Вот тебе любовь, по самое не могу.
– Точно. Сунет ее господь дуракам в руки, да не скажет, что с ней делать. И они ее по глупости профукают. Хотя в твоем случае есть хорошие шансы, и я бы ими воспользовался.
– Чтобы растолковать все это, необязательно было тыкать меня мордой в панель.
– Я легонько. Знай свое место. В этом мире командуют мужчины.
Он въехал во двор, и я поспешила выбраться из машины, но Берсеньев меня остановил. Ухватил за подбородок и развернул к себе.
– Разгадка-то проста, – улыбнулся он, но говорил серьезно. – Как ни парадоксально это звучит, со мной ты чувствуешь себя в безопасности. Потому что я от тебя ничего не хочу. В отличие от Димки, Славки и прочих твоих мужиков. А ты ничего не хочешь от меня.
– И все равно мордой в панель не стоило.
Доходчивые разъяснения Берсеньева моей задумчивости не уменьшили, и в квартиру я поднималась, сурово хмуря лоб. Попробовала приготовить обед, но тут же бросила это занятие, полежала на диване, телевизор посмотрела. Ехать одна в Голованово не рискнула, вдруг правда накосячу. А вот встретиться с Одинцовым мне ничто не мешает. И я позвонила Геннадию Владимировичу.
– Приезжайте ко мне.
Он появился минут через двадцать, стремительно вошел в квартиру и спросил с надеждой:
– Есть новости?
– Снимайте пальто и проходите, – предложила я.
Когда он вешал пальто, руки его дрожали, я поспешно отвела взгляд. Устроились мы в кухне. Я принесла распечатанную фотографию и протянула Одинцову. С минуту он внимательно ее разглядывал.
– Где вы это взяли? – спросил, вскинув голову.
– Фотография была в альбоме Ольги Валерьяновны.
– Этот молодой человек… он так смотрит на Иру… Или мне только кажется?
– Вряд ли. По-моему, взгляд очень красноречив. Молодого человека зовут Андрей Дыбенко, он одноклассник Ирины. По словам Ольги Валерьяновны, долгое время был влюблен в вашу жену… Ира вам что-нибудь рассказывала о нем?
– Как-то раз упоминала. Был такой мальчик, ходил за ней, словно тень… Вряд ли она относилась к нему серьезно. Вы думаете… – Он замер, так и не закончив фразу.
– Дыбенко переехал в наш город примерно за две недели до убийства. Снял комнату, устроился на работу. В день, когда погибла Ира, ушел из дома и больше не возвращался. На работу не вышел.
– Вы знаете, где он сейчас?
– Пытаюсь выяснить.
– У него ведь есть родственники? Возможно, они знают? Надо немедленно ехать в Голованово. Вам известен его адрес?
– Пока нет.
– Город небольшой, мы можем… – Он резко поднялся, а я попросила:
– Сядьте, пожалуйста. В Голованово я поеду завтра…
– Почему завтра?
– Геннадий Владимирович, вам в любом случае не стоит с ним встречаться, и я почти уверена, что у родственников мы его не найдем. Вы мне очень поможете, если вспомните: не говорила ли вам Ирина о встрече со старым знакомым. Имени она могла не называть.
– Нет, – после паузы ответил он. – Точно, нет… ничего подобного.
– Может, это произошло чуть раньше, например, когда она ездила навестить подругу?
– Ни о каком знакомом она мне не говорила. Если вы думаете, что моя жена с кем-то встречалась… и ничего не сказала мне…
– Встреча могла быть самой безобидной.
– Расскажите мне о нем, что это за человек, что их связывало?
– Юношеская любовь, я полагаю. Потом они расстались, как это обычно бывает…
– И через столько лет он… убил мою жену? За что?
– Я бы не спешила с выводами. И на вопрос «за что?» ответить не берусь. Пока по крайней мере. Это может быть месть, зависть к чужому счастью…
