На двери подъезда был кодовый замок, номер квартиры Одинцова я знала, но набрала другой номер, семнадцать, в этой квартире жил Стрельников. Хотелось сделать Одинцову небольшой сюрприз, а, главное, не объяснять, стоя на улице, зачем мы пожаловали.
Стрельникову по моей просьбе позвонил Димка, пока мы сюда ехали. Вася оказался дома и открыл дверь незамедлительно.
Нужная нам квартира находилась на третьем этаже, туда мы поднялись по лестнице, игнорируя лифт. Я хмурилась, готовясь к тяжелому разговору. Берсеньев подмигнул мне, желая подбодрить, и надавил кнопку звонка.
Дверь распахнулась, и мы увидели молодого мужчину в спортивном костюме, надо полагать, брата Одинцова. Никакого особого внешнего сходства между ними не наблюдалось, разве что рост и фигура, Виктор, правда, был шире в плечах, чем старший брат. Темные волосы, скуластый, глубоко посаженные глаза, левый чуть косил. Парень молча смотрел на нас, а я спросила:
– Геннадий Владимирович дома?
– Гена, это к тебе, – громко сказал он.
Мы вошли в узкую прихожую. Тут же появился Гена, в лице замешательство, но вопросы задавать он не торопился, сказал:
– Проходите. – И, взяв из моих рук пальто, определил на вешалку. Берсеньев повесил свою куртку сам.
Виктор, потоптавшись рядом, решил, что его миссия выполнена, и удалился в кухню. Дверь была открыта, я увидела на столе ноутбук, Виктор надел наушники и устроился за столом, потеряв к нам всякий интерес. Гена, проводив его взглядом, дверь в кухню все-таки прикрыл.
Мы разулись, получили тапочки и прошли в комнату, единственную в квартире. Комната самая обыкновенная – стенка, мягкая мебель и раскладушка в углу. На журнальном столе большая фотография Ирины. Рамка из золотистого материала с траурной лентой. Я невольно усмехнулась, увидев ее.
– Присаживайтесь, – предложил Одинцов несколько суетливо. Он, должно быть, терялся в догадках, с какой такой стати я явилась, да еще не одна.
– Это мой друг, – кивнула я на Берсеньева. Утверждение весьма далекое от истины, но иногда и соврать не грех. – Он помогал мне в расследовании.
– У вас есть новости? – помедлив, спросил Одинцов, именем Берсеньева он не поинтересовался, как видно, оно занимало его меньше всего.
– Есть одна, – кивнула я. – Но она вам не понравится.
Берсеньев продолжал отмалчиваться, и стало ясно: напора и натиска он ждет от меня.
– Не понравится? – переспросил Одинцов. Взгляд доверчивый, как у младенца. Вот сукин сын.
– Вы спрашивали, верю ли я в вашу невиновность? Теперь я могу ответить: нет, не верю.
Он шумно вздохнул и головой покачал.
– Что ж… по крайней мере, честно…
– Скажу больше. Я знаю, это вы убили свою жену.
Мы уставились в глаза друг другу. На минуту стало тихо, а потом он произнес:
– Наверное, возражать бессмысленно? У меня только один вопрос: зачем я в этом случае обратился к вам за помощью?
– Давайте вспомним, что этому предшествовало, – куда спокойней заговорила я, главное уже произнесено, и теперь я чувствовала себя уверенно. – Мы познакомились с Ольгой Валерьяновной, она пригласила меня к себе, где мы с вами и встретились. Я вас не узнала, а вот вы меня узнали сразу. Моя сестра – адвокат, отец – прокурор, а Ольга Валерьяновна только что рассказала мне о гибели внучки. То, что меня заинтересует убийство, вы предположить могли и сочли это обстоятельство малоприятным. Оттого и явились сами с просьбой о помощи. И от себя подозрения отвели, и надеялись быть в курсе расследования. Вряд ли вы всерьез опасались, что мне удастся что-то раскопать, особенно после того, как Агатка вам отказала. Вас куда больше интересовало, что к тому моменту известно следствию.
– Вот как? – Одинцов пожал плечами. – Определенная логика в этом есть…
– Теперь переходим к главному, – перебила я. – Когда вы узнали, что у вашей жены есть любовник?
Одинцов закрыл глаза и сказал тихо, но твердо:
– Не смейте…
– Скорее всего, она встретилась с ним в одну из своих поездок в Голованово, – игнорируя его слова, продолжила я. – Ирина как-то сказала вашей общей знакомой: «В жизни бывает только одна любовь». Но она вовсе не вас имела в виду. – Одинцов дернулся, точно я его ударила, но на этот раз промолчал. – Их встречи проходили в квартире Веры, а потом Дыбенко переехал сюда, хотел быть поближе к Ирине. Его машину дважды видели возле вашего дома. Он соблюдал осторожность, но вы что-то заподозрили и выследили их.
– Да, я знал, – вдруг кивнул Одинцов. – Знал об этом Дыбенко. Она рассказала мне о своей юношеской любви, рассказала, как только мы стали встречаться. Он бросил ее, она сделала аборт и детей иметь уже не могла. И сразу предупредила меня об этом. Но это не имело значения. Я любил ее, понимаете? Очень любил. И фотографию я видел… Ира бы никогда не простила ему… слышите, никогда. И не предала бы меня. – Он произнес это с такой болью и с такой подкупающей искренностью, что все наши подозрения показались мне нелепицей. Но тут вмешался Берсеньев.
– Я расскажу вам, как вы убили свою жену, – с улыбкой заявил он, на Сергея Львовича, в отличие от меня, слова Одинцова никакого впечатления не произвели. – Пойдем по пунктам. Вам не было никакой необходимости торчать в пробке, о ней вы узнали от знакомого, с которым встретились возле «Вкусняшки», и отправились дворами. Машину спрятали в лесу. Для того, что вы задумали, это было необходимо. Домой добрались пешком, держась в стороне от дороги. И жене позвонили, когда увидели машину Дыбенко. Рассчитывали, что он поторопится покинуть дом. Так и вышло. Вам надо было спрятать тело, оттого вы забрали его «Жигули», вывезли труп в лес, сбросили в овраг и закидали ветками. Тачку бросили примерно в километре от этого места, прогулялись пешком до своей машины и уже на ней вернулись домой. Жена вас ждала и ничего не заподозрила. От большой любви до ненависти один шаг, как считают умники, и ваша ненависть оказалась столь же великой, как и любовь. Поэтому вы и дали себе волю: одиннадцать ножевых ранений, хотя и одного удара хватило бы с лихвой. Вам этого показалось мало, и вы располосовали ей лицо. Потом вы расскажете следователю, что упали в обморок, увидев труп жены, оттого и позвонили в «Скорую» спустя почти полчаса. В действительности за это время вы избавились от ножа и взломали дверь на веранду. Думаю, нож следует поискать в старице возле вашего дома. Кровь на одежде вы объяснили тем, что пытались помочь жене, объяснение критики не выдерживает. Если вы все-таки пребывали в сознании, набрать две цифры на телефоне были просто обязаны. Приехавшая следственная бригада увлеклась идеей, что к убийству причастен дворник. Вы весьма кстати узнали платок, который нашли у него под подушкой, и таким образом получили передышку. Однако вскоре дворника выпустили, а у вас возникла новая проблема: Вера, подруга жены. О Дыбенко она знала, возможно, знала и о том, что он был в то утро в вашем доме. Расскажи она об этом следователю, и вот он повод для убийства. И вы воспользовались ее денежными затруднениями, чтобы совершить еще одно преступление, не привлекая к себе внимания. Приехали в Голованово и, конечно, навестили ее. В тот день вы были без машины, Вере сказали, что машина в ремонте, а у вас здесь срочный заказ, оттого и пришлось воспользоваться автобусом. В вашем визите она не увидела ничего, кроме желания новоявленного вдовца поговорить о любимой жене с человеком, который хорошо ее знал, и тем утешиться. Вы ловко вывели разговор на тему Вериных долгов и пообещали ей деньги. А чтобы не откладывать дело в долгий ящик, предложили отправиться в областной центр незамедлительно. Возле поворота к ее даче вы под каким-то предлогом попросили Веру остановить машину, что она и сделала. И тут же рассталась с жизнью. Затем вы спрятали ее машину в гараж, а труп в погреб. Рассчитывая, что при отсутствии у нее близких родственников и наличии долгов найдут ее в лучшем случае весной. Еще одно везенье: проверив мобильный Дыбенко, вы нашли в нем адрес электронной почты и отправили письмо, в котором сообщили, что Дыбенко уехал в Нижний Новгород. Вам ответил его племянник, и вы продолжили кормить семейство байками, чтобы родственники не проявляли беспокойства. Один серьезный прокол: его машину вы были вынуждены оставить слишком близко к своему дому. Ее очень быстро нашли. И задались вопросом: почему Дыбенко ее бросил? – Сергей Львович продолжал улыбаться и говорил весело, точно анекдот рассказывал, Одинцов с ужасом смотрел на него: что его потрясло больше, обвинение, выдвинутое Берсеньевым, или та лихость, с которой тот повествовал о тройном убийстве? Признаться, и я чувствовала себя не в своей тарелке.
