Поднявшись на возвышенность, я направил бинокль на восток.
Передо мной открылось трехмильное поле видимости, а позади
него еще отрезки шоссе на протяжении пары миль. Сейчас по нему двигалось шесть
автомобилей, вытянувшихся подобно бусинкам, нанизанным на длинную нитку.
Первой, меньше чем в миле от меня, ехала какая-то иностранная марка, «датсун»
или «субару». Далее следовал пикап, за ним – машина, похожая на «мустанг».
Остальные автомобили обозначались всего лишь отблесками солнечных лучей на хроме
и стекле.
Когда ко мне приблизился первый автомобиль, это был
«субару», я встал и вытянул руку с поднятым вверх большим пальцем. Отдавая
должное своему внешнему виду, я не рассчитывал, что меня подвезут, и не был
разочарован. Сидящая за рулем женщина с изысканной прической, бросив на меня
взгляд, полный ужаса, тут же отвернулась, и машина исчезла, скользнув вниз по
склону и направилась в объезд.
– Сначала умойся, приятель! – крикнул мне водитель пикапа
полминуты спустя.
«Мустанг», оказалось, открывал «эскорт»: за ним последовал
«плимут», за «плимутом» – «виннебаго», полный детишек, увлеченных дракой
подушками. Никаких признаков Додана.
Я посмотрел на часы. Двадцать пять минут двенадцатого. Если
«кадиллак» появится, то очень скоро. Самое время.
Стрелки моих часов медленно передвинулись. Без двадцати
двенадцать – и все еще никаких признаков Додана. Мимо проехали новенький «форд»
и катафалк, черный, как дождевая туча.
Он не приедет. Отправился по магистральному шоссе. Или
полетел самолетом. Нет. Приедет.
Не приедет. Ты боялся, что он учует тебя, и он учуял. Вот
почему изменил свой маршрут.
Вдалеке солнечный луч блеснул на хромовой облицовке машины.
Большой автомобиль. Похож на «кадиллак».
Я лежал на животе, упершись локтями в песок обочины,
прижимая бинокль к глазам. Автомобиль исчез за возвышенностью шоссе.., снова
появился.., скрылся за поворотом.., и выехал опять.
Это действительно был «кадиллак», но не серебристо-серый, а
цвета темно-зеленой мяты.
Далее последовали тридцать самых ужасных секунд в моей
жизни: тридцать секунд, растянувшихся на тридцать лет, Что-то в моем сознании
ясно и бесповоротно заявило, что Долан поменял старый «кадиллак» на новый.
Разумеется, он делал это и раньше, и хотя еще ни разу не приобретал зеленого
автомобиля, это отнюдь не запрещено законом.
Другая половина моего рассудка настойчиво твердила, что по
шоссе и дорогам, соединяющим Лас-Вегас и Лос-Анджелес, ездят десятки – нет,
сотни – «кадиллаков» и вероятность того, что этот, зеленый, принадлежит Долану,
не больше одной сотой.
Глаза застилало потом, мешая смотреть, и я опустил бинокль.
Он все равно ничем не сможет мне помочь. К тому времени, когда я увижу
пассажиров, будет слишком поздно.
Уже сейчас слишком поздно! Беги вниз и опрокинь знак
объезда! Ты упустишь его!
Давай-ка я скажу тебе, кто «окажется в твоей ловушке, если
ты уберешь знак объезда: двое старых богатых людей, едущих в Лос-Анджелес
повидаться с детьми и съездить с внуками в Диснейленд. Да нет же! Это он! Не
упусти свой единственный шанс! Совершенно верно. Единственный шанс. Так что
используй его и не поймай в ловушку невинных людей. Но это Долан! Нет, не он.
– Прекратите, – застонал я, хватаясь за голову. –
Прекратите, прекратите. Уже слышался шум мотора. Долан. Старики. Дама за рулем.
Тигр. Долан. Ста…
– Элизабет, помоги мне! – простонал я.
Милый, у него никогда, на протяжении всей жизни, не было
зеленого «кадиллака», прозвучал словно по заказу ее голос. И никогда не будет.
Это не он.
Головная боль прошла. Я заставил себя встать, вытянуть руку
с поднятым вверх большим пальцем.
В «кадиллаке» не было стариков, не было там и Додана. В
машину втиснулось с дюжину хористок из Лас-Вегаса и преклонных лет плейбой в
самой большой ковбойской шляпе и Сеемых темных очках, которые я когда-либо
видел. Одна из хористок окинула меня равнодушным взглядом, и «кадиллак»,
хрустнув шинами по гравию, свернул на объездную дорогу.
Медленно, чувствуя себя до предела измученным, я снова поднял
бинокль. И увидел его.
Невозможно было ошибиться в «кадиллаке», показавшемся на
дальнем конце прямого трехмильного отрезка, – он был серебристо-серым, как небо
над головой, но выделялся с поразительной четкостью на фоне темно-коричневых
холмов на востоке.
Это был он – Долан. В одно мгновение исчезли сомнения и
нерешительность. Теперь они казались далекими и глупыми. Это был Долан, и мне
не нужно было видеть серебристо-серый «кадиллак», чтобы понять это.
Я не знал, доходит ли до него мой запах, но его запах я
чувствовал.
***
Теперь, когда я знал, что он приближается, мне стало легче
передвигать усталые ноги.
Я вернулся к огромному знаку «Объезд» и опрокинул его в
кювет надписью вниз, накрыл брезентом песочного цвета и засыпал пригоршнями
песка круг, на который он опирался. Общее впечатление не было столь идеальным,
как поддельная полоса шоссе, но мне казалось, сойдет и так.
Теперь я подбежал к следующей возвышенности, на которой
оставил фургон, представлявший сейчас собой еще одну декорацию – машина,
временно брошенная владельцем, который ушел то ли за новой покрышкой, то ли
отремонтировать старую.
Я забрался в кабину фургона и улегся на сиденье, чувствуя,
как колотится сердце.
И снова потянулось время. Я лежал, прислушиваясь к шуму
приближающегося автомобиля, а его все не было, и не было, и не было.
Они свернули. Долан в последний момент почуял ловушку.., или
что-то показалось подозрительным ему или кому-то из его людей.., и они
свернули.
Я лежал на сиденье, спина моя горела от нестерпимой боли,
глаза крепко зажмурены, словно это позволяло мне лучше слышать. Это звук
мотора?
Нет – всего лишь ветер, задувавший теперь с такой силой, что
горсти песка летели в борт фургона. Нет, не приедут. Свернули в объезд или
поехали обратно. Всего лишь ветер. Свернули в объезд или…
Нет, это не просто ветер, это был шум мотора. Его звук нарастал,
и через несколько секунд автомобиль – один-единственный автомобиль – промчался
мимо меня.
Я сел и схватился руками за руль – мне нужно было держаться
за что-то – и глядел вперед через ветровое стекло выпученными глазами, прикусив
язык.
Серебристо-серый «кадиллак» плавно скользил по склону,
приближаясь к ровной поверхности шоссе со скоростью пятьдесят миль в час или
чуть быстрее. У «кадиллака» даже не вспыхнули тормозные огни. Они не почуяли
ловушки. У них не возникло ни малейшего сомнения до самого конца.
