Произошло следующее: внезапно «кадиллак» поехал не по
поверхности шоссе, а углубляясь в него. Иллюзия асфальтового покрытия была
настолько убедительна, что у меня закружилась голова, хотя я сам создал эту
иллюзию. Сначала «кадиллак» Додана погрузился до середины колес, затем до
уровня дверей. Мне пришла в голову причудливая мысль: если «Дженерал моторе»
захочет выпускать роскошные подводные лодки, при погружении они будут выглядеть
именно так.
До меня доносился хруст ломающихся деревянных реек, поддерживающих
брезент. И я услышал треск рвущегося брезента.
Все это длилось меньше трех секунд, но эти три секунды я
запомню на всю жизнь.
У меня создалось впечатление, что от «кадиллака» над
поверхностью шоссе остались только крыша и пара дюймов поляризованных стекол.
Затем послышался громкий тупой удар – звук бьющегося стекла и сминаемого
металла. В воздух поднялось облако пыли, которое порывом ветра унесло вдаль.
Мне хотелось скорее пойти к этому месту, но сначала нужно
было привести в порядок знаки, указывающие на объезд. Мне не хотелось, чтобы
нас прерывали.
Я вышел из фургона, достал снятое колесо, поставил его на
прежнее место и вручную затянул все шесть гаек. Я затяну их туже потом; пока
мне нужно было всего лишь подъехать к тому месту, где начинается объезд.
Трясущимися руками я выдернул домкрат и рысцой подбежал к
задним дверям фургона. Остановился и прислушался, наклонив голову. Я слышал вой
ветра.
А из длинной продолговатой ямы на дороге доносились крики..,
или, может быть, стоны.
Я быстро вывел фургон на дорогу. Снова вылез, открыл задние
дверцы и достал яркие дорожные конусы. И постоянно прислушивался, не
приближается ли какая еще машина, но ветер был слишком силен. К тому моменту,
когда я услышу приближающийся автомобиль, он будет уже рядом.
Я соскользнул в кювет, проехал вниз на заднице и остановился
на самом дне. Здесь я сдернул кусок брезента с большого знака «Объезд», с
трудом выволок его на дорогу и установил на место. Потом подошел к фургону и
захлопнул дверцы. Устанавливать на место стрелку и подключать ее к аккумулятору
у меня не было ни малейшего желания.
Далее я переехал на противоположную сторону возвышенности,
остановился вне пределов видимости объезда и как следует закрепил гайки на
колесе. Отдельные крики теперь прекратились, зато неумолкающие вопли стали
гораздо громче.
Я не спешил, затягивая гайки. Меня ничуть не беспокоило, что
они могут выбраться из «кадиллака» и напасть на меня или просто убежать в
пустыню, потому что выбраться из автомобиля они не могли. Ловушка сработала
идеально. «Кадиллак» стоял сейчас на колесах в дальней части траншеи, причем
дверцы с каждой стороны упирались в стены вырытой могилы. Трое мужчин, не
сходящихся внутри, не могли открыть их даже для того, чтобы высунуть ногу. Не
могли они опустить и стекла в окнах, потому что стекла опускались с помощью электрических
стеклоподъемников, а аккумуляторная батарея превратилась в кучу металла и
пластика, смоченную кислотой, где-то рядом с расплющенным двигателем.
Водитель и телохранитель, сидящий с ним рядом, на переднем
сиденье, тоже, по-видимому, оказались раздавлены силой удара, но это меня не
касалось. Я знал, что кто-то все еще жив в машине, равно как мне было известно,
что Долан всегда ездил на заднем сиденье и аккуратно пристегивал ремень, как и
полагается добропорядочному гражданину.
Надежно затянув гайки на колесе, я направил фургон к широкой
мелкой части траншеи и вышел из кабины.
Деревянные планки большей частью сломались, остальные
торчали из асфальта. Брезентовая «дорога» комом лежала на дне траншеи – смятая,
разорванная и спутанная, похожая на сброшенную змеиную кожу.
Я подошел к глубокому концу траншеи и увидел «кадиллак»
Додана.
Капот его был полностью смят. Он превратился в гармошку и
вдавился в салон. Беспорядочная куча металла, резины, шлангов – все это было
покрыто песком и глиной, осыпавшимися сверху в момент удара. Слышался шипящий
звук, стекала и капала какая-то жидкость. В воздухе ощущался ледяной
алкогольный запах антифриза.
Меня беспокоило ветровое стекло. Нельзя было исключить
вероятность того, что оно разобьется и Долан получит возможность выбраться из
машины. Впрочем, шанс был невелик. Я уже говорил, что автомобили Делана
строились в соответствии с требованиями диктаторов и военных деспотов, поэтому
ветровое стекло не должно было разбиться, и оно не разбилось.
Заднее стекло «кадиллака» было еще прочнее, поскольку его
площадь меньше. Долан не мог разбить его – по крайней мере не за то время,
которое я намеревался ему дать, -и он не решится стрелять в стекло. Стрельба в
пуленепробиваемое стекло является вариантом русской рулетки. Пуля оставляет на
стекле всего лишь маленькую белую царапину и отлетает рикошетом внутрь машины.
Я не сомневался, что он сумел бы выбраться из «кадиллака»,
окажись в его распоряжении достаточно времени, но я находился рядом и не
собирался предоставить ему эту возможность.
Я поддал кучу грунта ногой, и на крышу автомобиля посыпался
песчаный дождь. Реакция была немедленной.
– Нам нужна помощь, пожалуйста. Мы застряли. Голос Додана.
Он не пострадал, и голос звучал как-то до жути спокойно. Но я чувствовал, что
под внешним спокойствием скрывается страх и только силой воли он держит себя
под контролем. Мне едва не стало жаль его: сидит на заднем сиденье
сдвинувшегося вперед салона, один из его людей пострадал и стонет, а другой
либо мертв, либо без сознания.
Меня на мгновение охватило какое-то странное чувство
сопереживания. Нажимает на кнопки дверей – ничего. Пытается опустить стекла –
тщетно.
Затем я остановил себя – ведь он попал сюда по собственной
вине, не так ли? Да. Он купил билет и заплатил за него сполна.
– Кто там?
– Это я, но я не намерен оказывать вам помощь, которой вы
ждете.
Я снова поддал ногой кучу земли, и на крышу
серебристо-серого «кадиллака» опять посыпался дождь песка и гравия.
– Мои ноги! Джим, мои ноги!
Голос Делана внезапно стал осторожным. Человек, что стоял
снаружи, возле траншеи, знал его имя. Это создало исключительно опасную
ситуацию. – Джимми, я вижу кости, они торчат из моих ног! – Заткнись, – холодно
бросил Долан. Голоса, доносящиеся из-под земли, звучали как-то жутко. Пожалуй,
я мог бы спуститься на крышу «кадиллака», сойти на багажник и попытаться заглянуть
внутрь через заднее окно. Нет, вряд ли мне удастся рассмотреть что-то, даже
если я прижму лицо к стеклу. Как я уже говорил, стекла были поляризованными.
К тому же мне не хотелось видеть его. Я знал, как он
выглядит. Зачем мне на него смотреть? Выяснить, одет ли он в сшитые на заказ
джинсы и носит ли свой «Ролекс»?
