Сержант повернулся и бросил на него взгляд, способный
расплавить стальной брусок.
– Заткнись. Я не умею врать и не умею увертываться от
вопросов, и все из-за тебя. Знаешь, на что я надеюсь, Кинан? Я надеюсь, что
тебе не удастся дожить до следующего столетия.
– Твое имя упоминается в письме, – выпалил Кинан, глядя на
него дикими глазами. – Если со мной что случится, твое имя есть в письме!
– Кэппи начертил хорошую карту, – сказал Сержант, не обращая
внимания на Кинана, словно того не было в комнате. – Отбывая срок в Джолиет, он
научился чертить. Затем он разрезал карту на четвертушки, по одной для каждого
из нас. Мы собирались снова встретиться четвертого июля, через пять лет, и
тогда, может, обсудив все, решили бы все их сложить. Но появились трудности.
– Да, – кивнул я. – Пожалуй, можно сказать и так.
– Если хочешь знать правду, все это было делом рук Кинана.
Мне неизвестно, знал об этом Барни или нет, но все случилось именно так. Когда
мы уплыли в лодке Кэппи вместе с Джаггером, Барни был жив. – Проклятое брехло!
– взвизгнул Кинан.
– У кого в сейфе две четвертушки? – спросил Сержант. – Не у
тебя ли, милый?
Он снова посмотрел на меня.
– Но из-за этого дело все-таки не изменилось. Половины карты
все равно мало. И ты считаешь, что я должен сидеть и твердить, что лучше
поделить деньги на четверых, чем на троих? Думаю, ты все равно не поверишь мне,
даже если это и правда. Как ты думаешь, что было дальше? Мне позвонил Кинан.
Сказал, что нам надо поговорить. Я ждал его звонка. Похоже, и ты думал так же.
Я кивнул. Кинана найти легче, чем Сержанта, – он был более
заметной фигурой. Думаю, в конце концов мне удалось бы найти и Сержанта, но я
был уверен, что в этом нет надобности. Птицы одного полета жмутся друг к
другу.., и трудно удержаться, чтобы по ветру не полетели перья, особенно когда
одна из этих птиц – стервятник вроде Кинана.
– Конечно, – продолжал Сержант, – он предупредил меня, чтобы
мне не приходили в голову опасные мысли. Сказал, что подстраховался: мое имя
есть в письме, которое вскроют в случае его смерти. Это письмо у его адвоката.
Он пришел к выводу, что вдвоем, если у нас будет три четверти карты, мы сумеем,
наверное, догадаться, где Кэппи закопал деньги.
– И тогда поделите добычу пополам, – сказал я.
Сержант кивнул. Лицо Кинана походило на луну, поднимающуюся
куда-то в стратосферу ужаса.
– Где сейф? – спросил я.
Кинан не ответил.
Я немало практиковался в стрельбе из «кольта» сорок пятого
калибра. Это хороший пистолет. Мне он нравился. Я взял его в обе руки и
прострелил Кинану предплечье, чуть ниже локтя. Сержант даже не шелохнулся. Кинан
свалился с дивана, сжался в комок, прижимая руку к груди, и завыл от боли.
– Сейф, – повторил я.
Кинан продолжал выть.
– Сейчас я выстрелю тебе в коленную чашечку, – пригрозил я.
– Не знаю по личному опыту, но слышал, что боль в этом случае просто сводит с
ума.
– За гравюрой, – простонал он. – За Ван Гогом. Не стреляй в
меня больше, а? – Кинан просительно посмотрел на меня.
Я сделал жест в сторону Сержанта, указывая пистолетом на
стену.
– Встань вот туда, лицом к стене.
Сержант встал и повернулся к стене, опустив руки вниз.
– Теперь ты, – сказал я Кинану, – открой сейф.
– Кровь течет, я умираю… – простонал Кинан.
Я подошел к нему и рукояткой «кольта» ударил по щеке, содрав
лоскут кожи.
– Вот теперь у тебя действительно течет кровь, – заметил я.
– Открывай сейф, или кровотечение усилится.
Кинан встал, придерживая раненую руку здоровой, по его щекам
катились слезы. Здоровой рукой он снял гравюру с крючков, вделанных в стену, и
я увидел серый стенной сейф. Кинан посмотрел на меня взглядом, полным ужаса, и
начал вращать диск набора. Два раза ошибся и сумел открыть сейф только с
третьей попытки. Внутри лежали документы и две толстые пачки денег. Он сунул
руку в сейф, пошарил там и достал два листка бумаги размером три дюйма на три
каждый.
Клянусь, я не собирался убивать его. Я хотел только связать
и оставить здесь. -Он не мог причинить никакого вреда. Горничная найдет его,
когда вернется с вечеринки или куда там она уехала в своем маленьком «додже».
После этого Кинан не осмелится высунуть нос из дома целую неделю. Но все
оказалось именно так, как сказал Сержант. У Кинана было две четверти карты. И
на одной были пятна крови.
Я снова выстрелил в него, на этот раз не в руку. Он рухнул
на пол, как пустой мешок из-под белья.
Сержант снова не шевельнулся.
– Я не обманывал тебя. Кинан прикончил твоего друга. Оба они
не были профессионалами. Непрофессионалы ведут себя глупо.
Я промолчал, посмотрел на квадратные четвертушки и сунул их
в карман. Ни на одной из них не было креста, означавшего место, где спрятаны
деньги.
– Что дальше? – спросил Сержант.
– Поедем к тебе.
– Почему ты считаешь, что моя четвертушка у меня?
– Не знаю. Телепатия, наверное. К тому же, если ее там нет,
мы поедем туда, где ты ее спрятал. Мне некуда спешить.
– Ты все обдумал, да?
– Хватит болтать, поехали.
Мы вышли из дома к навесу, где стояли машины. Я сел на
заднее сиденье «фольксвагена», в дальний от водителя угол. Огромная фигура
Сержанта и тесный салон автомобиля исключали возможность неожиданных действий с
его стороны; ему потребуется пять минут лишь для того, чтобы повернуться. Через
пару минут мы тронулись.
Пошел снег – большие ленивые снежинки медленно спускались
вниз, прилипали к ветровому стеклу и мгновенно таяли, когда касались шоссе.
Дорога была скользкой, но машин ехало мало.
Примерно через.
Полчаса езды по шоссе 10 он свернул на узкий отросток. Еще
спустя пятнадцать минут мы съехали на неровный проселок, весь в ухабах. С обеих
сторон на нас смотрели заваленные снегом сосны. Через две мили машина въехала
на короткую подъездную дорогу, усыпанную мусором.
В слабом свете фар «фольксвагена» я с трудом различил
покосившуюся хибару, такую характерную для отдаленных мест, с залатанной крышей
и наклонившейся телевизионной антенной. В овражке слева от хибары стоял
покрытый снегом «форд». За ней виднелись деревянный туалет и куча старых
покрышек.
