«Не связывайся с Джаггером, парень, – сказал тогда Сержант.
– Он сожрет тебя».
Теперь у меня в памяти запечатлелась комната. Я пригнулся и
побежал в угол, перепрыгнув через распростертые ноги Сержанта. Там я залез в
ванну и выглянул через ее край. Наступила полная тишина. Дно ванны было
шероховатым и облупившимся. Я ждал.
Прошло минут пять. Казалось, не минут – часов. Затем свет
фонаря вспыхнул снова, на этот раз в окне спальни. Я быстро опустил голову,
когда луч света мелькнул в дверном проеме. -Он остановился на мгновение и
погас.
И снова тишина, долгая, оглушающая. На грязной поверхности
ванны Сержанта мне привиделся Кинан с его безнадежной улыбкой, Барни с черной
раной справа от пупка, покрытой запекшейся кровью, Сержант, застывший в
ослепительном луче фонаря, с лезвием бритвы, профессионально зажатым между
большим и указательным пальцами. Джаггер, всего лишь темная тень без лица. И я.
Пятая четверть.
Внезапно я услышал голос, сразу за дверью. Он звучал мягко и
интеллигентно, был почти женским, но не изнеженным. Этот голос показался мне
чертовски беспощадным и профессиональным:
– Привет, красавчик.
Я молчал. Он не узнает моего номера, пока не наберет его.
Когда голос раздался снова, он звучал из-за окна.
– Я убью тебя, красавчик. Я приехал, чтобы убить их, но ты
послужишь превосходной заменой.
Прошло некоторое время, пока он менял место. Когда я снова
услышал его, голос раздался из окна над самой моей головой – из окна над
ванной. Сердце у меня ушло в пятки. Если он включит сейчас свой фонарь…
– Наша телега не нуждается в пятом колесе, – сказал Джаггер.
– Извини.
Я едва слышал, как он переходил на новое место. Оно
оказалось позади дверной рамы.
– А ведь моя четвертушка карты здесь, у меня. Желаешь
забрать ее?
Мне захотелось кашлять, но я переборол себя.
– Выходи и забирай, красавчик. – Его голос приобрел насмешливую
интонацию. – У тебя будет целый пирог. Выходи и бери.
Но мне этого не требовалось, и он, по-моему, знал это. У
меня в руках был полный набор козырей. Теперь я мог найти место, где спрятаны
деньги. Располагая всего одной четвертью, Джаггеру было не на что надеяться..
На этот раз тишина затянулась. Полчаса, час, вечность.
Вечность в квадрате. Мое тело начало неметь. Снаружи, за стенами дома, ветер
усиливался, хлестал снегом по стенам, не позволяя мне ничего слышать. Было
очень холодно. Я больше не чувствовал кончики пальцев. Затем, примерно в
половине второго, послышался призрачный шелестящий звук, похожий на ползущих в
темноте крыс. Я перестал дышать. Каким-то образом Джаггер сумел пробраться в
комнату. Он стоял в самой середине гостиной… И тут я понял. Rigor mortis,
трупное оцепенение, ускоренное холодом, перемещало тело Сержанта в последний
раз – вот и все. Я немного успокоился.
И тут дверь распахнулась, в дом ворвался Джаггер, высокий,
похожий на призрака из-за покрывающего его снега, он размахивал руками. Я
прицелился, и пуля пробила ему висок. При вспышке выстрела я увидел, что
стреляю в пугало без лица, одетое в брюки и рубашку, выброшенные каким-то
фермером. Голова из мешковины упала с ручки метлы, когда пугало рухнуло на пол.
И тут Джаггер начал стрелять в меня.
У него был полуавтоматический пистолет, и при попадании пуль
ванна звенела, будто гигантский колокол. Эмаль отлетала от стенок мне в лицо.
Сверху посыпались деревянные щепки, шмякнулась и одна горячая расплющенная
пуля.
Затем Джаггер кинулся вперед, стремясь развить успех. Он
собирался застрелить меня в ванне, как рыбу в бочке. Я не мог даже поднять
голову.
Меня спас Сержант. Джаггер споткнулся об одну из его
вытянутых больших ног, потерял равновесие, и пули, предназначенные мне,
вонзились в пол. Тут я встал на колени, представил себе, что я Роджер Клеменс,
и изо всех сил ударил его по голове большим «кольтом» Барни.
Удар пришелся в цель, но не остановил его. Я перевалился
через край ванны, пытаясь повалить его, и Джаггер, ошеломленный, дважды
выстрелил. Пули вонзились в пол слева от меня. В темноте я видел, как едва
заметный силуэт сделал шаг назад, пытаясь прицелиться и держась одной рукой за
ухо, куда ударила его рукоятка «кольта». Он прострелил мне кисть, а вторым
выстрелом глубоко оцарапал шею. И тут, как это ни покажется невероятным, он
снова споткнулся о ноги Сержанта и упал на спину. При этом пистолет поднялся
вверх и пуля вонзилась в потолок. Он упустил свой последний шанс. Сильным
пинком я выбил пистолет из его руки, услышав хруст сломанных костей. Затем пнул
его в низ живота, заставив скорчиться, пнул снова, на этот раз в висок, и он
заколотил ногами об пол. Теперь он был несомненно мертв, но я продолжал бить
его ногами до тех пор, пока от головы не осталось ничего, кроме кровавой массы,
ничего, что можно было бы опознать, даже по зубам. Я продолжал бить его до тех
пор, пока у меня не устала нога и я не почувствовал боли в пальцах.
Лишь теперь я понял, что кричу и никто не слышит меня, кроме
двух мертвецов. Я вытер губы и наклонился над телом Джаггера.
Оказалось, он обманывал меня насчет своей четверти карты.
Это почти не удивило меня. Впрочем, нет, беру свои слова обратно: это ничуть не
удивило меня.
***
Моя машина стояла там, где я оставил ее, за углом, недалеко
от дома Кинана, но теперь ее замело снегом. «Фольксваген» Сержанта находился в
миле от нее. Я надеялся, что мой обогреватель в порядке – я весь онемел от
холода. Открыл дверцу машины и поморщился, садясь внутрь. Глубокая царапина на
шее уже запеклась, но кисть чертовски болела.
Пришлось долго раскручивать двигатель стартером, по наконец
мотор схватился, обогреватель работал, и один «дворник», сдвинув снег в
сторону, очистил стекло на стороне водителя. Джаггер лгал относительно своей
части карты, ее не оказалось и в скромной – по-видимому, краденой –
«хонде-сивик». Но адрес Джаггера лежал в бумажнике, и если мне понадобится
когда-нибудь его часть карты, я почти не сомневался, что сумею найти ее. Я не
думаю, что это мне так уж понадобится: трех четвертей достаточно, особенно если
принять во внимание, что на четверти Сержанта был крест, обозначающий место,
где закопаны деньги.
Я включил сцепление и медленно поехал. Теперь мне придется
длительное время соблюдать осторожность. Сержант был прав в одном – Барни
оказался простофилей. То, что он был еще и моим другом, больше не имело
значения. Я заплатил долг. Между тем следовало проявлять максимальную
осторожность – было ради чего.
Дом на Кленовой улице
Хотя Мелиссе было только пять лет и она была самой младшей
из детей Брэдбери, глазенки ее отличались остротой. Потому нет ничего
удивительного, что по приезде она первой обнаружила нечто странное в доме на
Кленовой улице, пока вся семья проводила лето в Англии.
